в спецдонесениях и спецсводках облотдела ОГПУ говорится о трагедии, обрушившейся практически на все районы Мордовии. Наиболее серьезные продовольственные затруднения при этом испытали районы, находившиеся к западу от столицы Мордовии — Саранска (Ин-сарский, Краснослободский, Зубово-Полянский, Темниковский).
В мае 1933 г. тяжелое положение сложилось в десяти колхозах Инсарского района. Так, колхозники питались суррогатом с хлебом, продавали своих коров, чтобы купить хлеб1.
В Зубово-Полянском районе колхозники из-за отсутствия хлеба питались суррогатом в виде смеси из чечевичной муки, мха и просяной мякины. Отмечались случаи, когда отекшие от голода колхозники были вынуждены выкапывать из скотомогильников падших лошадей на еду. В селах района свирепствовал сыпной тиф. «Смертность по с. Анаево за последнее время резко увеличивается, ежедневно умирает 10 и более чел., преимущественно дети, — сообщалось в спецсводке МОООГПУ в Мордовский облисполком 21 мая 1933 г. — С 1 апреля по 10 мая умерло не менее 130 чел. Из-за отсутствия хлеба население уезжает в Сибирь, куда из Анаева выбыло более 30 хозяйств». Аналогичное положение с продовольствием отмечалось в колхозах с. За-рубкино, Тарханская Потьма, Новые Выселки, Покровские Селищи, Богдановка, Мордовские Поляны2.
О настроении колхозников и единоличников, например Зубо-во-Полянского района, можно узнать из спецсправок МОООГПУ, в которых приводятся их высказывания: «Лошади не ходят, хлеба у нас нет...» (с. Крюковка), «Жизнь настала плохая, хлеба нет, кормиться нечем, хлеба не видим по две недели, едим одну мякину» (бедняк С. Ульянкин и другие из с. Авдалова), «Лошади в колхозе плохие, на которых сеять нельзя. У самих колхозников хлеба нет. Хлеб есть только в Барнауле в Сибири. Туда уже уехало 15 хозяйств» (единоличники с. Каргашина)3.
В с. Шалы Темниковского района в колхозе состояло до 80 % населения, колхоз малоземельный, собранного хлеба от урожая для удовлетворения колхозных потребностей не хватало. Большая часть колхозников питалась гнилой картошкой, оставленной в ямах от урожая 1931-1932 гг. Кроме того, употребляли разные суррогаты: траву и листья. В селе имелись случаи смерти от голода. Так, в первых числах июня от голода умерла девятнадцатилетняя Мария Котова. В с. Жегалове (тот же район) имелся колхоз, в котором состояли
1 ЦГА РМ. Ф. 43-П. On. 1. Д. 170. Л. 10.
2 Там же. Ф. Р-238. On. 11. Д. 87. Л. 122,161.
3 Там же. Л. 36.
147
390 хозяйств. Большая часть колхозников испытывала недостаток в продуктах питания. Около двух месяцев они питались исключительно мизгой, которую брали на Жигаловском крахмальном заводе и гнилой картошкой, оставшейся еще от 1931 г.1
В колхозе «Большевик» (с. Старое Синдрово Краснослободско-го района) среди колхозников ощущался большой недостаток хлеба. «Участились случаи хождения в правления по поводу оказания продовольственной помощи. Но председатель колхоза отвечал, что хлеба нет и не будет»2. В 1933 г., по воспоминаниям местных жителей, в с. Старое Синдрово был страшный голод, затмивший даже голод начала 1920-х гг.3
Особенно тяжело переживали недостаток продуктов питания единоличные крестьянские хозяйства. В колхозе с. Лаврентьева (Темни-ковский район) состояли 50 хозяйств из 180. Единоличный сектор на 80 % хлеба не имел. 6 июня в селе отмечалось два случая смерти от голода. Так, одним из умерших был бедняк-единоличник В. Трифонов, семья которого состояла из 7 чел. Весь свой скот и вещи он распродал в зимний период исключительно на приобретение хлеба. Такое же положение отмечали работники ОГПУ в с. Старый Город, Жегалово, Николаевка, Пурдошки, Старый Ковыляй и др.4 В с. Новая Карьга «ряд граждан, в особенности из бедняцкой прослойки, в данное время имеют недостаток в продуктах питания, как, например, Н. Шукшин (единоличник) хлеба не имеет с апреля. 16 июля был приглашен председателем колхоза на полевые работы и последнему заявил, что работать не могу, нет сил, дали бы хотя бы два килограмма». Одним из единственных продуктов питания крестьян в данном селе стал щавель. В с. Веденцы (Атяшевский район) также большинство единоличников весной 1933 г. не имели ни семян, ни продовольствия и на «50 % питались суррогатом»5.
Во всех районах Мордовии работники ОГПУ отмечали массовые отказы колхозников от выхода летом 1933 г. на работу в поле из-за отсутствия продовольствия. В спецдонесениях констатировалось: «Весь хлеб отвезли государству, а сами теперь голодаем»6, «Мы голодные, едим суррогат, да и того нет, работать нет сил» — колхозы Зубово-Полянского райна: «Искра» (с. Голышевка), «Од-Эряф»
1 ЦГА РМ. Ф. Р-238. Оп. 11. Д. 87. Л. 161-162.
2 Там же. Л. 164.
3 Еферина Т. В. История села Старое Синдрово // Крестьяноведение. Теория. История. Ежегодник, 1996. М., 1996. С. 192.
4 ЦГА РМ. Ф. Р-238. On. 11. Д. 87. Л. 162. 3 Там же. Л. 42,162.
6 Там же.
148
(с. Гальчевка), «Валда-Эряви» (с. Мордовский Пимбур); «Большая часть колхозников не имеет хлеба, поэтому имеются случаи невыхода на работу» — колхоз им. Буденного (с. Атемар Саранского района)1. «В. Ратаева на прополке проса во второй бригаде среди женщин говорила: "Хлеб у нас увозят, а мы работаем без хлеба, давайте бросим работу, пускай дают хлеба, тогда будем работать". В результате вся бригада ушла с работы» (с. Починки Чамзинского района)2.
В первой половине 1930-х гг. на территории Мордовии резко обострилась эпидемическая обстановка. В 1930 г. сыпным тифом болели 426 чел., в 1932 г. - 1804, в 1933 - 6321, а в 1934 - уже 7226 чел. (см. прил. 41). Хронический недостаток продуктов питания и голод, всплеск опасных болезней сказались на демографической ситуации. С начала коллективизации неуклонно снижался естественный прирост сельского населения: в 1930 г. — 27 043 чел., а в 1933 г. — 7868 чел. (то есть уменьшился в 3,4 раза). При этом если в 1930 г. родились 61 550 чел., а умерли 27 043, то в 1933 г. — соответственно 41 033 и 33 165 чел. (см. прил. 38). Сколько сельских жителей погибло от голода в первой половине 1933 г., определить сложно. Если сравнивать количество умерших в 1933 г. с предыдущим и последующим годами, то превышение составляет 2967 и 2774 чел. При этом смертность в группе до 5 лет в 1934 г. была на 10 %, а в группе от 60 лет и старше — на 35 % ниже, чем в 1933 г.3 Очевидно, что именно эти группы населения наиболее пострадали от голода и сопутствующих болезней. Однако голод на территории Мордовии не был таким сильным, как в других регионах Поволжья, о чем свидетельствует не только наличие хоть и минимального, но прироста населения, но и данные о прибытии в область жителей других, более голодных, местностей4.
Весна и лето 1933 г. выдались все же благоприятными по погодным условиям для сельскохозяйственных культур. Однако с того года валовые урожаи зерновых стали оцениваться не по действительному сбору, а по «оптимально-хозяйственной», а с 1939 г. — «биологической» урожайности. Именно поэтому официальные данные о валовых сборах и урожайности зерновых с 1933 г. оказались завышены примерно на 25 %5, и оценить их реально довольно трудно. По годовым отчетам 1272 колхозов (на 1 января 1934 г.) в Областное
1 ЦГА РМ. Ф. Р-238. On. 11. Д. 87. Л. 224.
2 Там же. Л. 169.
3 Там же. Ф. Р-662. Оп. И. Д. 1240. Л. 31,96.
4 Абрамов В. К. Указ. раб. С. 356.
5 Мошков Ю. А. Зерновая проблема в годы коллективизации сельского хозяйства. Материал для обсуждения на сессии по истории советского крестьянства и колхозного строительства. М., 1961. С. 31-32.
149
земельное управление (ОблЗУ), валовой сбор по данным составил 511 593 т. Только в виде государственных поставок, натуроплаты за работы МТС и возврата семенной суды ушло 131 827 т (27,7 %). Среди колхозников было распределено или подлежало распределению 198 743 т (38,8 %) на 138 028 дворов, или 14,4 ц1 на одно хозяйство2. Казалось бы, жизнь в колхозах стала налаживаться.
Уже по итогам 1934 г. руководство Мордовии было вынуждено обратиться к Средневолжскому крайкому ВКП(б) с просьбой оказать дополнительную ссуду на продовольствие и фураж, так как выделенная до этого помощь (1638 ц на продовольствие и 20 ООО ц на фураж) не обеспечивала даже минимум потребностей3. Урожайность в колхозах Мордовии составила всего 6,4 ц/га, что, несмотря на возросшую посевную площадь (на 166 тыс. га4), определило общий сбор зернобобовых в 457,2 тыс. т, или на 80,5 тыс. т ниже валового сбора 1933 г. (см. прил. 8). Снижение валового сбора в 1934 г. значительно сократило внутриколхозные фонды: фуражный и подлежавший распределению по трудодням между колхозниками. На один трудодень в 1934 г. выходило в среднем 2,86 кг, на одно хозяйство — 8,76 ц, на одного едока — 1,91 ц5.
Около 400 колхозов (почти 30 % от их общего количества), имевших в своем составе 50 508 хозяйств (239 770 едоков), «вышли с доходностью в натуре на один трудодень до 2 кг, на одного едока — до 1 ц»6. В составе этой группы имелись 142 колхоза (более 10 %), в которых в среднем на 1 едока получили лишь по 61 кг. Колхозники в них питались преимущественно «суррогатом». Руководители области просили для обеспечения бесперебойной работы в весенние и летние месяцы (пять месяцев) выделить этим колхозам продовольственную ссуду в размере 170 тыс. ц (из расчета 0,80 ц на едока в месяц) и, кроме того, фуражную ссуду — 240,96 тыс. ц и семенную ссуду — 11,16 тыс. ц7. В архиве имеются данные об отпуске в течение марта 1935 г. нуждавшимся колхозам республики семенной ссуды в объеме 18,6 тыс. ц, фуражной — 19,2 тыс. и продовольственной — 7,1 тыс. ц8.
1 Для сравнения: в 1931 г. — 4,19 ц, в 1932 г. — 9,44 ц. См.: Агеев М. В. Победа колхозного строя в Мордовской АССР. Саранск, 1960. С. 204.
2 ЦГА РМ. Ф. Р-662. Оп. 7. Д. 193. Л. 68-70.
3 Там же. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 3. Л. 10.
4 По другим сведениям, посевная площадь 1934 г. увеличилась на 103,4 тыс. га. См.: Там же. Ф. Р-662. Оп. 30. Д. 2. Л. 180.
5 Там же. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 3. Л. 13.
6 Там же.
7 Там же.
8 Там же. Д. 8. Л. 11-12; Д. 2. Л. 48-50. 150
Нельзя назвать успешными и результаты работы колхозов Мордовии в 1935 г., когда в 34 % колхозов колхозники получили ниже средней по республике оплату трудодней зерновыми культурами1.
Во второй половине 1930-х гг. ситуация в деревне не улучшилась. В 1936, 1938 и 1939 гг. снова фиксировалось падение урожайности сельскохозяйственных культур, при этом последние два года вместе с годами войны особенно выделялись руководством Мордовии как приведшие «к серьезному ослаблению большинства колхозов»2.
В начале 1936 г. руководители ряда районов снова были вынуждены обратиться за помощью к СНК МАССР и обкому ВКП(б). Например, из сообщения секретаря Инсарского РК ВКП(б) Билика следовало, что в районе фактический обмолот яровых и озимых зернобобовых оказался меньше данных государственной комиссии по определению урожайности от 7 до 25 %. В 22 колхозах района из 55 на один заработанный трудодень колхозники получили меньше 1 кг хлеба, в том числе в 6 колхозах — 0,5 кг, то есть только аванс, который был использован ими во время полевых работ3. Обеспеченность колхозников хлебом в этих колхозах была недостаточной, чем объясняется их массовый уход на работы вне района. На 20 декабря, по данным НКВД, уезжающим в отход было выдан 7161 паспорт4. Подобное положение сложилось и в 12 колхозах Ковылкинского района5.
С марта по август 1936 г. в порядке продовольственной ссуды колхозам 23 районов республики было выдано 31 069 ц, фуражной ссуды — 18 345 ц, а всего — 96 717 ц. Таким образом, из урожая 1936 г. колхозы должны были вернуть вместе с процентами (10 %) 106 389 ц6.
По данным исследователя А. П. Солдаткина, новый голод, которого вполне можно было избежать, на территории Мордовии начался уже зимой 1936/1937 г.7 Однако республиканские власти требовали от колхозов при урожае зерновых культур в 341,2 тыс. т8 любой ценой выполнить обязательные поставки, составлявшие по плану более 95 тыс. т, вернуть ссуду колхозам — более 14,3 тыс. т, натуроплату за работы МТС — более 58 тыс. т9 (то есть всего — более
1 ЦГА РМ. Ф. 269-П. Оп. 2. Д. 278. Л. 98.
2 Там же. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 138. Л. 90.
3 Тамже.Оп. 1.Д. 199. Л. 3.
4 Там же.
5 Там же.
6 Там же. Л. 3.
7 Солдаткин А. П. Голод в судьбе советского крестьянства Мордовии // Крестьянин в миру и на войне: матер. III Меркушкин, науч. чтений. Саранск, 2005. С. 180.
8 ЦГА РМ. Ф. Р-662. Оп. 30. Д. 171. Л. 24.
9 Там же. Ф. Р-228. On. 1. Д. 211. Л. 86.
151
167 тыс. т). Если обязательные поставки с трудом, но выполнялись, то поступление ссуды на 30 ноября составило всего 39 %, а натуроплаты - 41,3 %\ СНК МАССР и обком ВКП(б) в соответствии с решением Куйбышевского крайисполкома и крайкома партии были вынуждены перевести в недоимку часть хлебопоставок в объеме 235 тыс. пудов (примерно 3,8 тыс. т) и взыскание семенной ссуды в объеме 120 тыс. пудов (примерно 1,9 тыс. т) для недородных колхозов девяти районов2. Судя по распределению этой «льготы», наиболее пострадали от недорода Инсарский (недоимка 145 тыс. пудов), Рузаев-ский (65 тыс. пудов), Ромодановский (60 тыс. пудов), Кадошкинский (33 тыс. пудов) и Лямбирский (недоимка 27 тыс. пудов) районы3.
О серьезном кризисе с обеспечением продовольствием уже осенью 1936 г. можно судить из письма демобилизовавшегося в сентябре из рядов РККА И. Чудаева, приехавшего в колхоз «Наша победа» (с. Луньга Ардатовского района). Увидев «некрасивую картину жизни колхозников», Чудаев написал письмо в редакцию газеты «Правда», в котором говорилось: «Тогда, когда мы хотим добиться зажиточной жизни, но здесь у нас получается в данное время совсем другое: колхозники, проработав круглый год, не получили ни одного килограмма хлеба или овощей, а также корма для скота. Здесь имеющийся скот уничтожается, коровы продаются за малую цену, настроение колхозников паническое и не видно пока никакой помощи со стороны вышестоящих органов. Причины этого незавидного дела такие, что плохой урожай и это все сдали в счет поставок и в МТС, а сами остались без зерна...»4
Недород 1936 г. снова вызвал снижение численности поголовья скота на территории МАССР, которое увеличилось после 1933 г. (см. прил. 19).
С 1936 г. связан всплеск смертности (до 33 328 чел.) на фоне падения рождаемости (до 48 435 чел.) по сравнению с 1935 г., прирост населения составил всего 15 107 чел. (см. прил. 38). Увеличилось количество больных сыпным тифом и дизентерией (см. прил. 41).
Сообщения о хроническом недоедании, опухании от голода стали приходить в массовом количестве руководству республики с января 1937 г. из Ковылкинского, Краснослободского, Кочкуровского, Ель-никовского, Теньгушевского и других районов. Так, 13 января 1937 г. нарком внутренних дел Ванд сообщал председателю СНК МАССР
1 ЦГА РМ. Ф. Р-228. On. 1. Д. 211. Л. 123.
2 Там же. Оп. 3. Д. 16. Л. 123.
3 Там же.
4 Там же. Оп.1.Д. 183. Л. 51.
152
А. Я. Козикову: «В селах Варжелей, Дракино, Кажлодка (Торбеев-ский район. — Т. Н.) со стороны антисоветского элемента имеются тенденции разгрома подсобных хлебных складов районного пункта Заготзерно, которые расположены в этих селах, а имеющийся хлеб распределить по крестьянам»1. В с. Мордовские Юнки все колхозники и единоличники питались суррогатами, в селе свирепствал тиф и скарлатина. «Колхозники Челмакин Семен и Аремкин Федот ходят в совхоз "Красноармеец", подбирают дохлых свиней и едят со своей семьей»2. Тяжелое положение сельских жителей фактически не оказало никакого влияния на отношение к ним представителей власти, требовавших любой ценой выполнения всех обязательств перед государством. Так, в голодающем селе Мордовские Юнки член ВКП(б) Силкин заявил: «Если вы, колхозники, не будете платить налог, я всех неплательщиков выведу на улицу, положу вверх спинами и стану ездить на вас железными боронами, а налог все-таки возьмем»3.
Анализ спецсообщений показывает, что в тяжелейшем положении оказались и добросовестно трудившиеся члены колхозов, и оставшиеся единоличники, которым помощь приходила в самую последнюю очередь.
В с. Старое Дракино Ковылкинского района С. Морозова, вдова, член колхоза с 1931 г., в 1936 г. выработала 211 трудодней, а получила только один пуд муки. Скота нет, домашние вещи все были распроданы. От недоедания у ее детей опухли лица, руки и ноги, им пришлось бросить учебу4. То же отмечалось в с. Токмово и Алькино5. В с. Старые Турдаки Кочкуровского района колхозник А. Пяткин (семья пять человек) в 1936 г. выработал 600 трудодней. От систематического недоедания вся его семья опухла. В подобном положении находились еще четыре семьи колхозников6.
В марте-июне 1937 г. голод продолжал «гулять» по Мордовии. НКВД давал сведения из Теньгушевского, Кочкуровского, Ковылкинского, Кадошкинского, Зубово-Полянского, Ромодановского, Краснослободского, Рузаевского и других районов. «2 марта 1937 г. в с. Шокша Теньгушевского района от недоедания умерла единоличница Малашкина Аксинья Романовна. В том же селе еще два случая опухания от голода. Секретарь райкома ВКП(б) отказался помогать
1 ЦГА РМ. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 22. Л. 7.
2 Там же.
3 Цит. по: Солдаткин А. П. Указ. раб. С. 180.
4 ЦГА РМ. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 22. Л. 8.
5 См.: Солдаткин А. П. Указ. раб. С. 180.
6 ЦГА РМ. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 22. Л. 86.
153
единоличникам. В том же районе, в с. Веденяпино массовое сыпнотифозное заболевание, 18 чел. отправили в больницу»1. Районные власти пытались скрыть факты смерти от голода, о которых сообщали органы НКВД. Так, на запрос о проверке смерти 2 марта 1937 г. А. Ма-лышкиной председатель Теныушевского райисполкома ответил, что она умерла от того, что случайно упала в подпол и сильно ударилась2. 15 марта 1937 г. от голода умерла колхозница с. Новая Пырма Коч-куровского района Е. Бояркина, которая до поступления в больницу ничего не ела3. 28 марта в с. Красаевка Торбеевского района «на почве систематического употребления суррогатов умерла колхозница Калинкина Анисья Константиновна»4. В с. Салазгорь Торбеевского района в семье единоличника В. А. Юфкина от недоедания умерли два сына: девятилетний Владимир — 25 мая 1937 г., а двухлетний Василий — 16 июня. Проверкой было установлено, что жена Юфкина обращалась в райисполком за помощью, но ей было отказано5.
Из-за продовольственных затруднений в ряде сел дети перестали посещать школы. Например, в с. Мордовское Коломасово (Ковыл-кинский район) вследствие питания суррогатами и сильного истощения из 160 учащихся посещали школу только 40-50 чел., в с. Ша-дым — 109 чел.6
В Красную армию из голодных сел родным и близким слали письма, которые перехватывали органы цензуры и докладывали о их содержании руководству республики.
Из письма Надейкиной (с. Старое Бадиково Зубово-Полянского района) сыну красноармейцу П. Надейкину: «Я тебе посылаю, наверное, последнее письмо, видно, больше и не увижу Вас, ждем голодной смерти. Кто хлеба даст кусочек, кто картошку, этим и кормимся»7. Из письма Н. Катюшкина (с. Каймар Краснослободского района) своему родственнику красноармейцу Катюшкину: «У нас будут умирать с голода, едят околевших лошадей. На нашей улице околели две лошади, наши соседи разобрали их нарасхват как мед»8. Из письма жителя с. Старые Селищи (Болыиеигнатовский район) своему родственнику красноармейцу Е. Варейкину: «У нас в селе зараза и старые и малые умирают каждый день, скарлатина — пухнет горло и еще новая
1 Цит. по: Соддаткин А. П. Указ. раб. С. 181.
2 ЦГА РМ. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 22. Л. 372.
3 Там же. Л. 396.
4 Там же.
5 Там же.
6 Там же. Л. 398.
7 Там же. Л. 399.
8 Там же.
154
болезнь, весь человек пухнет. У Марфы умерла Сима, у Васи умер Виня, Крюков Гриша умер, просто подряд в каждом селе умирают. Лошади падают, люди их употребляют в пищу»1.
Стремясь избежать голода, колхозники и единоличники пытались покинуть деревню. Такое желание, например, фиксировалось во многих письмах в РККА. Из с. Атюрьева (районный центр): «Тут жизнь доходит до трубы, нет ни хлеба, ни картошки, и негде купить. Из нашего села разъехались почти все, дома продали даром, около 200 семей уехали кто куда»2. Из с. Давыдова (Кочкуровский район): «Сообщаю о своей жизни, живем мы очень плохо, не завидно. Придется сидеть без куска хлеба на лебеде. Хотим вербоваться во Владивосток»3. Из с. Большое Маресьево (Чам-зинский район): «Сажать картошку нам будет плохо потому, что половина лошадей подохли, а половина висят на веревках, так что придется копать лопатами землю. Отец хочет куда-нибудь уехать, но колхоз не пускает и паспорт отобрали, так что жить стало очень трудно»4. Из с. Кочелаева (Ковылкинский район): «...в Коломасо-ве осталось 130 дворов, а то продают и ломают, уезжают кто куда. Еще уедут много семей, и многие умирают с голода»5.
Сельские жители прекрасно осознавали, кто является главным виновником голода. Так, единоличник с. Кажлодка (Торбеевский район) Ф. Кормишкин в разговоре с односельчанами говорил: «Сталин народ заморил голодом, народ терпит до определенного времени, потом возьмут, да накинутся на хлебные склады. Только одним плохо, нет у нас в крестьянстве организованности. Если была бы организованность, как у рабочих, мы бы голодными не сидели»6.
Интересна оценка происходящего сельской интеллигенцией, в частности учителями. Например, учитель Чеберчинской школы Ду-бенского района И. Знаменский так ответил на вопрос «Лебеда — это культурное растение?»: «До колхозного строя лебеда являлась дикорастущим растением, а теперь, то есть после коллективизации, лебеда является культурным растением и употребляется вместо хлеба»7.
А. П. Солдаткин привел в статье «Голод в судьбе советского крестьянства Мордовии» письмо, обнаруженное при задержании у учителя из д. Мазилуг Торбеевского района И. Ведякина. В нем, в част-
1 ЦГА РМ. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 22. Л. 400.
2 Цит. по: Солдаткин А. П. Указ. раб. С. 183.
3 Там же.
4 Там же.
5 ЦГА РМ. Ф. Р.-228. Оп. 3. Д. 22. Л. 398.
6 Там же. Д. 3. Л. 7.
7 См.: Солдаткин А. П. Указ. раб. С. 184.
155
ности, говорилось: «Товарищ Сталин, я учительствую двадцать лет, и не видел за время моей работы столько голоду, как в настоящее время. Вот уже две недели сижу без хлеба, и нельзя достать ни за какие деньги. Это не человеческая жизнь, а собачья, так жить в дальнейшем невозможно. Многие учителя голодают и бросают работу, уезжают в Москву за куском хлеба. Колхозники то же самое голодают... Вы пишете, что колхозы растут и крепнут, а качественно одно горе. Скотина в колхозах дохнет, ничего нет. Землю убирают плохо, земля истощала, хлеб родится плохо. Колхозники колхозную жизнь проклинают: "Круглый год работали, получили 300 г на трудодень".
Товарищ Сталин, в единоличном хозяйстве лучше было, как Вы не хвалите. У каждого было свое хозяйство, скотина была. Бывало работают, радуются, а сейчас в колхозах одно ругательство, беспорядок, и каждый себе тащит... Товарищ Сталин, а Вы пишете, что в капиталистических странах голод, это не верно, а голод в СССР. Это будет правильно и верно. Весь хлеб отправили в Испанию, а в МАССР колхозники и служащие помирают»1.
Чтобы не умереть с голода, единоличники, не имея тягловой силы, были вынуждены выйти в поле и пахать практически на себе. Так, К. Горшков из с. Зайцева Рыбкинского района, середняк, выходец из колхоза, 24 апреля 1936 г. запряг своих детей в возрасте восьми, двенадцати и четырнадцати лет в плуг и пахал с их помощью приусадебный участок. Погоняя детей, Горшков кричал: «Вот до чего дожили при Советской власти, вместо лошадей детей стали запрягать в плуг»2. Жители с. Старый Город Темниковского района Зубарев и Бякин, соединившись семьями, впрягались в плуг и пахали свои огороды3. В с. Покровские Селищи Зубово-Полянского района единоличники производили пахоту на себе, запрягая в плуг мужчин по 10-15 чел., женщин по 15-20 чел., приспособив специальные лямки вместо хомута. Одна из таких групп во время пахоты вывесила на плуг красный флаг и распевала антисоветские частушки, например: «Лошадей у нас отобрали, но нас самих никогда не отберут»4. Подобные факты отмечались в Атяшевском, Дубенском и других районах5.
Необходимость выполнения плана посева яровых культур и минимального обеспечения продовольствием колхозников требовала оказания помощи недородным колхозам. В справке наркома внутрен
1 См.: Солдаткин А. П. Указ. раб. С. 190-191.
2 ЦГА РМ. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 18. Л. 18.
3 Там же.
4 Там же. Л. 136.
5 См.: Солдаткин А. П. Указ. раб. С. 183. 156
них дел С. М. Вейзагера сообщалось в начале апреля 1937 г., что колхозам было отпущено 17 451 ц продовольственной ссуды и 45 584 ц семенной ссуды и только из-за «нежелания перестроиться и неумения организовать работу» районными властями продовольственное положение остается тяжелым1.
Руководство страны, учитывая последствия 1932-1933 гг., пошло на известные послабления в отношении аграрного сектора (например, постановление СНК и ЦК ВКП(б) от 20 марта 1937 г.). Существенно было облегчено положение и деревни Мордовии. 16 июля 1937 г. принято постановление СНК и Мордовского обкома «О распределении льгот колхозам, колхозникам и единоличникам МАССР»2, в котором говорилось о снижении почти в 2 раза норм зернопоставок с колхозов и единоличников, списании задолженностей по семенной, продовольственной и фуражной ссудам с зерновых колхозов в количестве 116 621 ц, выданных до осени 1936 г., недоимок с колхозов по натуроплате МТС за работы 1936 г. — 32 483 ц, фуражной ссуде — 5 398,8 ц; о рассрочке на 3 года (1937-1939 гг.) задолженности колхозов по семенной, продовольственной и фуражной ссудам, выданным начиная с осени 1936 г. в количестве 661 467,8 ц, а также о списании значительных сумм недоимок (в общей сложности более 6,5 млн руб.) с колхозов, колхозников и единоличников и снижении, отсрочке на 1938-1939 гг. возврата колхозами и колхозниками суммы кредитов около 6 млн руб. Перечисленные «льготы» и хороший валовой урожай зерновых в 1937 г. (более 900 тыс. т3) способствовали преодолению дальнейшего распространения продовольственного кризиса.
В целом 1937 г. считается олицетворением «достижений» колхозного строя в Мордовской АССР, как и по всей стране, связанных именно с высоким урожаем сельскохозяйственных культур. Пожалуй, впервые за несколько лет оплата труда колхозников оказалась более или менее адекватной их вкладу в общественное производство. Каждый колхозный двор в среднем получил по 15,9 ц зерна и 113 руб. денег (см. прил. 21), но при этом в соседних автономиях (например, в Марийской АССР и Чувашской АССР) средняя выдача зерна на трудодни оказалась почти на треть выше.
Начало третьей пятилетки стало новым испытанием для сельского хозяйства МАССР. В 1938 г., согласно сообщению председателя СНК МАССР В. В. Верендякина и секретаря обкома партии И. Кузнецова И. В. Сталину, из-за «весьма плохих метеорологических условий»
1 ЦГА РМ. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 22. Л. 395.
2 Красная Мордовия. 18 июля 1937 г.
3 ЦГА РМ. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 136. Л. 244.
157
в республике был получен «крайне низкий урожай зернобобовых», составивший в среднем 4,9 ц/ra. В некоторых районах, например Мельцанском, Ельниковском, Зубово-Полянском, Ширингушском и других, урожай зернобобовых был еще меньше — от 2,7 до 3,3 ц/га. В результате до 600 колхозов республики, кроме выданных авансов на трудодень натуральных доходов колхозникам, больше ничего не выдали. Руководителям республики пришлось просить в очередной, но отнюдь не последний раз помощи: 134 565 ц семенной и 244 805 ц фуражной ссуд, 120 ООО ц продовольственной ссуды из расчета 0,5 кг на 1 трудодень для 628 колхозов. Одновременно просили отсрочить до урожая 1939 г. сдачу натуроплаты зерновых за работы МТС за 1938 г. в количестве 115 630 ц и возврат ссуды 84 830 ц1. Валовой сбор зернобобовых по всем категориям хозяйств составил 554,1 тыс. т2, а по колхозам — всего 419 732 т3. План государственных заготовок был снижен на 15 %, но при этом он составлял около 30 % от реального валового сбора4.
Колхозники получили всего лишь по 0,74 кг на один заработанный трудодень, и еще проектировалось распределить по 1,3 кг5. На 1 января 1939 г. задолженность колхозов за 1938 г. составила 53 072 т (в том числе по обязательным поставкам 2037 т, по натуроплате работ МТС —10 047 т, по выплате ссуды — 40 988 т), кроме того, на весенний сев 1939 г. было получено 27 741 т семян. Вся задолженность колхозов составила 77 813 т, из них 65 тыс. т, согласно постановлению СНК СССР от 9 сентября 1939 г., было отсрочено до урожая 1940 г.6 Однако 1939 г. выдался еще более неблагоприятным. Погибло 120 143 га (36 %) озимых культур, в том числе 89 924 га ржи (32 %) и 30 219 га пшеницы (60 %)7. Так, по всем категориям хозяйств в 1939 г. урожайность составила 4,4 ц/га, а валовой сбор — 381,2 тыс. т, а по колхозам по данным УНХУ — 3 ц/га, а валовой сбор — всего 250,7 тыс. т (см. прил. 9). При этом сдача государству, включая обязательные поставки, натуроплату работ МТС, возврат ссуд, составляла по первоначальному плану более 252 тыс. т8. Однако неурожай вынудил снизить заготовки до 111,2 тыс. т (то есть почти 44 % от валового сбора)
1 ЦГА РМ. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 38. Л. 1102.
2 Там же. Д. 136. Л. 244.
3 Там же. Д. 38. Л. 1104
4 Там же. Д. 40. Л. 115.
5 Там же. Д. 38. Л. 1104.
6 Там же.
7 Там же. Л. 1104.
8 Там же. Л. 115.
158
(см. прил. 9), что оказалось выполнить тоже сложно, и на 1 ноября было заготовлено всего 68,7 тыс. т, или 61,8 %1.
Введение практики отсрочки платежей, конечно, облегчало положение на селе, однако «дамоклов меч» продолжал висеть, и как только в 1940 г. был собран более высокий урожай зерновых культур, деревне пришлось расплачиваться по всем задолженностям. При валовом сборе в 630 (631) тыс. т2 государственные закупки составили 264 тыс. т (41,8 %)3. Сравним доходность на один трудодень в 1940 г. с «неблагополучным» 1934 г. Удельный вес колхозов, выдавших до 2 кг на 1 трудодень в 1934 г., составлял около 30 %, а в 1940 г. — более 70 %; от 3 и более кг — соответственно 40,2 % и всего 13,6 %4 . Эти данные могут свидетельствовать о том, что в 1940 г. колхозный сектор не смог выйти из кризиса, который обострился в последующие годы.
В 1939 г. в июле-сентябре была зафиксирована высокая смертность по отношению к рождаемости. Так, в июле родились 3562 чел., а умерли 2188, в августе — 3668 и 3078, в сентябре — 3398 и 2195 чел. При этом более половины умерших составляли дети до одного года. Для сравнения: в ноябре родились 3186 чел., а умерли 1321 чел.5 Основными причинами смерти были инфекционные заболевания, в частности дизентерия, корь, коклюш и тиф.
О том, что накануне войны в селах и городах Мордовии по-прежнему отмечался недостаток продовольствия, говорят следующие факты. Вернувшаяся из мест заключения в апреле 1939 г. жительница с. Чукалы Ичалковского района М. Ерзюкова высказывалась так по поводу сложившейся обстановки в селе: «Нужно обратно какое-нибудь преступление совершить и опять посадят в тюрьму, потому что там хлебом кормят, а то в деревне с голоду погибнешь»6. НКВД СССР в июле 1939 г. извещал СНК СССР о серьезных перебоях в государственной и кооперативной торговле хлебом в ряде районов МАССР и г. Саранске, выразившихся в многочисленных очередях у хлебных
1 ЦГА РМ. Ф. Р-228. On. 1. Д. 780. Л. 387-406.
2 По другим данным — свыше 800 тыс. т (см.: Там же. Оп. 3. Д. 136. Л. 244; Д. 138, Л. 90-96), что, скорее всего, отражало желаемую «биологическую» урожайность.
3 Народное хозяйство РСФСР за 60 лет: стат. ежегодник. М., 1977. С. 174; Мордовская автономная советская социалистическая республика (1917-1977): стат. сборник. Саранск, 1977. С. 14.
4 См.: ЦГА РМ. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 3. Л. 12; Ломшин В. А. Деревня Мордовии в послевоенные годы. 2006. С. 116.
5 ЦГА РМ. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 51. Л. 246.
6 Цит. по: Солдаткин А. П. Указ. раб. С. 185.
159
магазинов. То же самое происходило в соседних регионах1. Население в поисках выхода из тяжелейшего положения пыталось выехать в ближайшие крупные города. Пытаясь пресечь развитие этого процесса, СНК РСФСР в феврале 1940 г. был вынужден принять постановление «О борьбе с очередями в Горьком», в котором говорилось: «Обязать председателей облисполкомов Кировской, Рязанской, Ивановской; Совнаркомы Мордовской, Чувашской и Марийской АССР категорически запретить председателям и секретарям сельсоветов и колхозов выдачу населению всякого рода справок и документов для поездки в г. Горький с целью закупки продовольственных товаров. Привлекать нарушителей к строжайшей ответственности»2.
Одним из негативных последствий проводимой в 1930-е гг. аграрной политики стало то, что коллективизация и «раскулачивание», массовые депортации «кулаков», бегство крестьян из деревни из-за тяжелых жизненных условий, переселение их по вербовке, репрессии второй половины 1930-х гг. вызвали значительное снижение численности сельских жителей Мордовии. Слаборазвитая промышленность автономии не могла принять и малой доли тех, кто уходил в города, поэтому крестьяне уезжали в другие регионы Поволжья и даже далеко за его пределы.
По данным начальника управления УНХУ МАССР Монахова (1937 г.) по переписи 1926 г. сельское население составляло 1 212 566 чел., а по переписи 1937 г. — 1 083 986 чел. С учетом же естественного прироста за 10 лет оно должно было составлять 1 428 262 чел., то есть недоставало 344 276 чел. Часть из них пополнила города республики, численность которых увеличилась с 47 704 чел. в 1926 г. до 87 544 чел. в 1937 г.3 Особенно существенно, на 170,6 тыс. чел., в границах на 1 января 1940 г. сельское население уменьшилось с 1934 по 1937 г. (см. прил. 37). О массовости «исхода» из деревни свидетельствует то, что во второй половине 1936 г. было выдано 80 тыс. паспортов сельским жителям, желавшим уехать из-за неурожая, а в первом квартале 1937 г. — еще более 39 тыс. шт.4
При исследовании сталинской аграрной революции важное значение имеет проблема продовольственной безопасности сельских жителей, анализ которой позволяет более объективно оценить соотношение позитивных и негативных изменений, произошедших в рос
1 Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 2. С. 443.
2 Цит. по: Солдаткин А. П. Указ. раб. С. 185.
3 ЦГА РМ. Ф. Р-228. On. 1. Д. 198. Л. 17.
4 Там же.
160
сийской деревне в этот неоднозначный период советской истории. Одним из жестоких врагов крестьянской семьи являлся голод. Основным объективным фактором, способствующим возникновению этого явления, обычно называют неблагоприятные природно-климатические условия того или иного региона. Так, на территории Мордовии за первые два десятилетия советской власти наиболее сильные суховеи, которые существенно снижали урожайность сельскохозяйственных культур, по официальным сведениям, отмечались в 1921, 1924, 1934 и 1938 гг.1 К перечисленным годам следует, если исходить из письма руководителей МАССР И. В. Сталину (1946 г.), добавить еще 1936 и 1939 гг.2 В доколхозное время крестьянская семья могла рассчитывать на имевшиеся у нее страховые запасы на случай неурожая основных культур, на помощь со стороны общины, родственников или более богатых соседей (конечно, не всегда бескорыстную). С начала 1930-х гг. действие природных обстоятельств усиливается влиянием таких субъективных факторов, как коллективизация и репрессии, рост хлебозаготовок. Это привело к существенному обострению продовольственной проблемы на селе, которая приобрела трагические масштабы. Так, сельским жителям Мордовии пришлось пережить в 1930-е гг. несколько голодных (или на грани голода) лет.
Репрессии в годы второй пятилетки. •«Большой террор» (1937-1938 гг.) в деревне
Новые массовые выход из колхозов, охватившие в 1932 г. как всю страну в целом, так и Средневолжский край в частности, показал, что окончательная «победа» колхозного строя в ряде регионов откладывается на неопределенное время. Низкие темпы коллективизации в начале второй пятилетки привели к ужесточению давления на единоличников. Очевидно, что массовые выходы послужили одной из причин активизации репрессий в деревне. Так, 14 апреля 1933 г. Политбюро ЦК приняло предложение Средневолжского крайкома о выселении 6 тыс. «кулацких» хозяйств и 1 тыс. хозяйств «наиболее разложившихся единоличников (саботирующих мероприятия советской власти, злостно и систематически не выполняющих государственные задания, ударившихся в спекуляцию)»3.
1 См.: Михайлевская Е. И. Климатические условия Мордовии. Саранск, 1962. С. 8.
2 ЦГА РМ. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 138. Л. 90.
3 ЦГА РМ. Ф. Р-238. Оп. 11. Д. 42. Л. 15; Трагедия советской деревни. Т. 3. М., 2001. С. 739.
161
Разосланный 19 апреля 1933 г. циркуляр полномочного представительства ОГПУ по Средневолжскому краю определил контингент, подлежащий высылке: «во-первых, кулаки, вычищенные из колхозов; во-вторых, семьи кулаков, репрессированных судебными органами или органами ОГПУ (высланных или осужденных); в-третьих, беглые кулаки, снимаемые из промышленных предприятий, совхозов и МТС; в-четвертых, беглые кулаки из спецпоселков; в-пятых, единоличники»1. «Подбор семей, подлежащих выселению, производится на основании имеющихся в органах ОГПУ агентурных и учетных данных, а также путем выявления кулацких хозяйств, указанных выше категорий, непосредственно на месте... Вся подготовительная работа по выявлению и учету кулацких хозяйств должна проводиться без огласки и без постановки этого вопроса на обсуждение местных партийных организаций, колхозных и рабочих собраний»2. Разрешалось за 10-14 дней до начала выселения произвести арест глав семей (при их отсутствии — трудоспособных мужчин) с тем, чтобы содержать их в райцентре до момента выселения3.
Мордовский облотдел ОГПУ всем начальникам райотделов и райуполномоченным ОГПУ дал разверстку о количестве выселяемых по районам Мордовии. «Отдельные районы подошли несерьезно к определению наличия в районе подлежащего выселению контингента, — констатировал облотдел ОГПУ. — Так, в сторону преувеличения — Старошайговский район (свыше 700 кулацких хозяйств), Ковылкинский район (свыше 400) и в сторону значительного преуменьшения — Темниковский район (всего 16 кулацких хозяйств)»4.
Как проходила работа по подготовке к выселению, можно проследить на примере Ардатовского района. По решению облотдела ОГПУ из сел района намечалось выселить 85 хозяйств, в том числе 15 хозяйств из Ардатова. Кроме того, подлежали выселению 20 хозяйств «разложившихся единоличников с семьями»5. В протоколе о выселении за пределы Средневолжского края от 2 мая 1933 г. значатся 153 хозяйства, из которых семей «кулаков-единоличников» — 57, вычищенных из колхозов в 1931 г. — 19, в 1932 г. — 17, в 1933 г. — 28, красноармейцев —11, колхозников — 17. Оформлено к выселению и утверждено районными и областными органами 120 хозяйств. После
1 ЦГА РМ. Ф. Р-248. Оп. 3. Д. 32. Л. 210.
2 Там же. Л. 208.
3 Там же.
4 Там же. Л. 222.
5 Там же. Л. 221.
162
получения санкции на арест глав семей выселяемых «кулаков» было арестовано 67 чел.1
Однако 10 мая 1933 г. Политбюро ЦК ВКП(б) разослало секретную инструкцию, в которой снова давалось указание о прекращении «всяких массовых выселений крестьянства», при этом оговаривалось, что выселение допускается «в индивидуальном и частичном порядке и в отношении только тех хозяйств, главы которых ведут активную борьбу против колхозов и организуют отказ от сева и заготовок»2. В «индивидуальном порядке» предлагалось выселить 12 тыс. хозяйств, в том числе 1 тыс. из Средневолжского края3.
Тем не менее эта инструкция способствовала спаду в развитии новой волны репрессий, когда местные власти пытались решить возникшие проблемы чисто административными мерами. Так, с получением данного документа в Ардатовском районе был отменен арест в отношении остальных намеченных к выселению глав семей. Кроме того, 43 из 67 арестованных были освобождены4.
Согласно установке партийно-советских органов Средневолжского края, для Мордовской АО было дано задание в счет разрешенной 1 тыс. семей выселить за пределы области 215 семей, что и было осуществлено в мае 1933 г. Всего выслали из области 201 семью5. Например, из Ардатовского района было выселено 17 семей и 4 человека-одиночки, а всего 84 чел., из них мужчин трудоспособных — 29 чел., нетрудоспособных — 3; женщин трудоспособных — 15, нетрудоспособных — 8; детей от 4 месяцев до 15 лет — 29 чел.6
Логическим завершением процесса «ликвидации кулачества как класса» на территории Мордовии стало создание спецпоселений для «кулаков» в конце лета — начале осени 1933 г. и выселение в конце ноября — декабре на строительство Беломорско-Балтийского канала.
10 июля 1933 г. Средневолжский крайисполком в постановлении «О кулацких хозяйствах» вновь потребовал «приступить к организации в крае кулацких поселков по 1-2 в пределах района»7. В нем повторялись основные положения документов 1930-1931 гг. по организации спецпоселков, но значительно понижалась норма выделения
1 ЦГА РМ. Ф. Р-248. Оп. 3. Д. 35. Л. 1-35; Д. 32. Л. 259.
2 Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение. 1930-1940: В 2 кн. Кн. 1. М., 2005. С. 609.
3 Там же.
4 ЦГА РМ. Ф. Р-248. Оп. 3. Д. 32. Л. 249.
5 Там же. Р-437. On. 1. Д. 14. Л. 66 об.
6 Там же. Р-248. Оп. 3. Д. 32. Л. 249.
7 ГАСО. Ф. Р-779. Оп. 3. Д. 79. Л. 57-59.
163
земли для выселяемых по сравнению с предыдущими годами (4-5 га на 1 хозяйство в 1931 г. и 1-2 га в 1933 г.). 16 июля на места было разослано постановление Мордовской областной хлебопятерки «О кулацких поселках», в котором предполагалось провести выселение до 10 августа 1933 г.1 Конец июля — начало августа это время всплеска активной работы над проектами выделения участков земли под спецпоселки2, на которые предполагалось выселять тот же контингент, что и в мае 1933 г. В «Сведениях о спецпоселках в районах Мордовской области», представленных Первым отделом областного земуправления 7 августа 1933 г., предусматривалось создание 30 спецпоселков в 17 районах области с общим количеством выселенных хозяйств — 1131 (без учета сведений по Темниковскому району)3. По другим данным, на 19 августа в 17 районах должно было существовать 28 спецпоселков с 1239 хозяйствами4. В архивах Республики Мордовия имеются сведения о создании 13 спецпоселков в И районах из 18.
В Ардатовском районе спецпоселок был создан за счет земель единоличников с. Луньга. В ходе подготовки к выселению был составлен список на 102 семьи, при этом в нем оказались лица, даже не лишенные избирательных прав. Через «кулацкий» поселок с августа по конец декабря 1933 г. прошли 54 хозяйства, из которых 8 не были даже лишены избирательных прав и 7 восстановлены райисполкомом и возвращены в свои села, 24 семьи самовольно выехали на заработки, 6 семей выселены на строительство Беломорско-Балтийского канала. На 30 декабря, согласно акту обследования спецпоселка районным прокурором, в нем оставалось 9 человек — глав «кулацких» семей в возрасте от 35 до 63 лет. Все они жили в одной землянке. В поселке имелись: один дом, две избы, конный двор и конюшни, семь крайне истощенных лошадей. При переселении у крестьян были отобраны все запасы продовольствия, а в спецпоселке им не выдавались никакие продукты. Население поселка существовало «за счет собирания подачек в окружающих селениях»5.
В Болыпеигнатовском районе намечалась организация двух спецпоселков (70 хозяйств) в районе с. Горки и Вармазейка. К осени были выселены в один из них (в документе не отмечено его местонахождение) две семьи и 16 глав семей. На 2 января 1934 г., согласно акту
1 ЦГА РМ. Ф. Р-309. Оп. 2. Д. 57. Л. И.
2 Там же. Л. 2-3.
3 Там же. Л. 223,302.
4 ЦГА РМ. Ф. Р-1520. Оп. 8. Д. 36. Л. 49.
5 Там же. Ф. Р-238. Оп. 11. Д. 155. Л. 24-25; Ф. Р-437. On. 1. Д. 42. Л. 12. 164
обследования прокурором района, в поселке находился 21 чел., в том числе 14 глав семей, которые жили в одном доме и бане1.
В Дубенском районе спецпоселок был организован во второй половине августа около с. Тазина. Согласно акту обследования прокурором района, в поселке 6 марта 1934 г. находилось 27 семей с 159 едоками (из них мужчин — 83, женщин — 76). Со дня организации было
5 побегов глав семей2.
В Зубово-Полянском районе в начале сентября 21 крестьянская семья была выселена на участок около с. Березинка. На момент обследования спецпоселка прокурором района 17 января 1934 г. в нем проживала одна семья в количестве 5 чел. Главе семьи комендантом была поручена охрана имущества поселка. Из остальных семей
6 были высланы на строительство Беломорско-Балтийского канала, 14 семей разошлись «ввиду тяжелых материальных условий»3.
В Ичалковском районе спецпоселок был создан при с. Протасове, в него переселили 18 семей. Согласно акту обследования народным следователем при участии коменданта поселка, на И января 1934 г. в нем оставалось 4 семьи, 8 семей были выселены по линии ОГПУ, 6 восстановлены в избирательных правах. В поселке были построены 6 жилых помещений с сенями при каждом, из них 3 избы крыты соломой и 3 железом. По заявлению коменданта, вначале люди, убежденные, что это будет их постоянное место жительства, работали «без внешнего вмешательства». С выселением семей по линии ОГПУ «уверенность у поселенцев парализовалась, появилась склонность к дезертирству»4.
В Кочкуровском районе «кулацкий» поселок организован рядом с Пермисским торфохозяйством. Сначала была переселена 31 семья в количестве 142 чел. В спецпоселок перевезли 26 домов, из них отремонтировали и отстроили 18. В этих домах по 2-3 семьи и жили поселенцы. Осенью труд поселенцев использовался в торфохозяйстве. С прекращением там работ «кулаки» попали в трудное материальное положение, особенно плохо обстояло дело с продовольствием. На главу семьи выдавалось 600 г хлеба, на членов семьи — 100 г в день5. Количество поселенцев постоянно менялось. В конце осени 8 семей были высланы на строительство Беломорско-Балтийского канала. Зимой 11 человек сбежали. Но контингент поселка постоянно попол
1 ЦГА РМ. Ф. Р-437. On. 1. Д. 42. Л. 13.
2 Там же. Л. 20.
3 Там же. Л. 17.
4 Там же. Л. 14.
5 Там же. Л. 22.
165
нялся. На 10 февраля 1934 г. в нем находились 33 семьи (178 чел.), на 15 апреля — 34 семьи (185 чел.). К 1 мая из 189 чел. (35 семей) умерли «взрослых и малых 7 человек». На 13 августа 1934 г. в спецпоселке остались 26 семей с 117 едоками, из них трудоспособных — 69 чел., нетрудоспособных — 48 чел.1
В Саранском районе было создано два спецпоселка: один — около с. Скрябино, другой — около с. Саловка. В первом на 12 октября 1933 г. находилось не менее 6 семей с 33 едоками, во втором на 8 октября — 17 семей с 80 едоками. В обоих поселках большинство поселенцев жили в недоделанных домах (не покрыта изба, не сложена печь и т. п.)2. По сообщению прокурора г. Саранска, к 20 января спецпоселок около с. Скрябино был ликвидирован, а около с. Саловка передан в Ромодановский район3.
В Старошайговском районе один спецпоселок располагался в
3 км от с. Сивинь, второй — в 1,5 км от д. Гавриловка4. В каждый из них было выселено по 32 семьи. В первом поселке было построено 22 жилых дома, из колхозов передали 9 рабочих лошадей и к ним сбрую и сельхозинвентарь. На день обследования спецпоселка районным прокурором (8-9 января 1934 г.) осталось 17 семей (80 чел.), две неспособные к работе лошади. Фуража для лошадей не было, продовольствия для поселенцев тоже. Последние кормились «сбором с населения»5. Со дня организации 5 семей (24 чел.) бежали,
4 семьи выселены «по спецназначению», 6 освобождено вследствие восстановления их в избирательных правах. Во втором поселке было построено 25 жилых домов, 2 конюшни и 2 бани. Колхозы выделили 7 лошадей и сельхозинвентарь. На день обследования в поселке находились 20 семей. Из 32 семей 5 отправили по спецназначению, а одна была освобождена. Где находились остальные, не знал и сам комендант спецпоселка6.
1 ЦГА РМ. Ф. P-1S20. Оп. 8. Д. 36. Л. 32-70.
2 Там же. Ф. Р-165. Оп. 2. Д. 128. Л. 1-28.
3 Там же. Ф. Р-437. On. 1. Д. 42. Л. 21.
4 По воспоминанию жителя с. Гавриловка Алексея Дмитриевича Козлова, в январе 1931 г. его отец, Дмитрий Тимофеевич, с которым он проживал, был «раскулачен». Два года семья Козловых (отец, мать, сестра и сам Алексей Дмитриевич) жили в бане. Работали в колхозе. В конце августа 1933 г. их выселили сначала на спецпоселок около с. Сивинь, затем разрешили переехать на спецпоселок, находившийся рядом с их деревней. В 1938 г. отец был арестован и умер в тюрьме, сестра уехала из района. Алексей Дмитриевич с матерью вернулись в свою деревню (Личный архив автора).
5 ЦГА РМ. Ф. Р-437. On. 1. Д. 42. Л. 16-16 об.
6 Там же.
166
В Темниковском районе спецпоселок создали около пос. Бочин-Бугров. Всего в него предполагалось переселить 16 семей. На 18 января 1934 г., по сообщению прокурора района, в нем проживали 3 семьи (18 чел.) в одном пятистенном доме. Остальные за неимением жилья жили на квартирах в пос. Бочин-Бугров1.
В Теньгушевском районе 16 августа 1933 г. на участок, принадлежавший ранее Шокшинскому колхозу, были выселены 17 семей из 32 запланированных. К 17 января 1934 г. в поселке не осталось ни одного поселенца. Из-за отсутствия запасов питания, необеспеченности жильем спецпоселок «развалился»2.
В Чамзинском районе в спецпоселок были переселены 36 семей. Его местонахождение в документе не обозначено, но, согласно «Сведениям о спецпоселках...», он относился к территории Болыпеберезниковского сельсовета. К моменту проверки районным прокурором (30 декабря 1933 г.) в нем осталось 28 семей. Из остальных 3 высланы за пределы края и 4 возвращены в свои села. Построены 15 деревянных изб и 4 землянки. В некоторых избах жили по 2 семьи.
По предварительным подсчетам, через 13 спецпоселков («кулацких» поселков) в Мордовии в течение года (осень 1933 г. — лето 1934 г.) прошло более 300 крестьянских семей. Условия жизни и труда в районных спецпоселках Мордовии были менее тяжелые, чем в спецпоселениях Севера, Сибири или Казахстана. Сказывалась близость родных сел и деревень, из которых были выселены крестьяне. Кроме того, коменданты поселков часто сами были не в состоянии контролировать их население, поэтому часть поселенцев совершала побеги. Вырванные из родных мест и брошенные на необжитые участки, иногда даже без питьевой воды, оставшиеся к зиме 1933/1934 г. без продовольствия, поселенцы были вынуждены нищенствовать и заниматься воровством в окружающих селениях. Большинство районных спецпоселений для «кулаков» и «разложившихся единоличников» в Мордовии распалось в первые годы существования.
Создание районных спецпоселений на территории Мордовии в 1933 г. имело целью ускорить завершение процесса коллективизации. Колхозникам, вышедшим из колхозов в ходе отлива 1932 г., а также оставшимся единоличникам на конкретных примерах было показано, что их может ожидать в случае несогласия с проводимой в деревне политикой.
1 ЦГА РМ. Ф. Р-437. On. 1. Д. 42. Л. 20.
2 ЦГА РМ. Ф. Р-437. On. 1. Д. 42. Л. 10-11.
167
В августе 1933 г. Политбюро ЦК разрешило ОГПУ изъять в «индивидуальном порядке из сел Союза особо злостный кулацкий элемент» для заселения Беломорско-Балтийского канала1.
8 ноября 1933 г. ПП ОГПУ по Средневолжскому краю во исполнение директивы ОГПУ о выселении из края 2 тыс. семей на строительство Беломорско-Балтийского канала дало конкретные указания начальникам районных отделений о порядке отбора, выявления «кулацких» семей, сроках и порядке выселения2. Операция по выселению проводилась в конце ноября — декабре 1933 г., при этом часть семей была выслана из только что организованных районных спецпоселков.
Из Ардатовского района было выслано 15 семей, из которых 3 семьи единоличников, 2 — «кулаков-единоличников», 8 — вычищенных из колхозов в 1931-1933 гг.3 В Ичалковском районе выселены 8 семей полностью и 4 человека — глав семей (всего 40 чел.)4. Из Темни-ковского района «все кулаки, подлежащие выселению в количестве 15 хозяйств, отправлены по назначению»5. Торбеевскому райисполкому было дано задание выселить 10 хозяйств, а прокурором района совместно с райкомиссией были арестованы 13 семей, из них выселены 7 семей (24 чел.)6. Из Чамзинского района были выселены 12 семей7. Кроме того, было намечено к выселению из Саранского района 19 семей, из Старошайговского района 15 семей8. В Теньгушевском районе из 13 семей, намеченных к выселению, были утверждены 12, «из которых у двух семей оказалось, что главы семей инвалиды второй группы»9.
Таким образом, за 1933 г. не менее 500 семей были переселены на внутрирайонные спецпоселки и за пределы Мордовии, в том числе более 100 семей отправлены на строительство Беломорско-Балтийского канала.
Если массовое «раскулачивание» и выселение десятков тысяч крестьянских хозяйств с 1933 г. ушло из политики советской власти в деревне, то применение административных мер воздействия, угроз и запугивания, конфискации имущества, арестов за невыполнение
1 Политбюро и крестьянство. Кн. 1. С. 629.
2 ЦГА РМ. Ф. Р-437. On. 1. Д. 42. Л. 32.
3 Там же. Ф. Р-248. On. 1. Д. 35. Л. 36.
4 Там же. Ф. Р-437. On. 1. Д. 42. Л. 36.
5 Там же.
6 Там же. Л. 40.
7 Там же. Л. 47.
8 Там же. Л. 33.
9 Там же. Л. 42.
168
заданий по заготовкам сельхозпродукции как в отношении единоличников, так и колхозников, по-прежнему занимали существенное место в практической работе местных советско-партийных органов.
Одной из широко распространенных репрессивных мер был отбор земельных участков у единоличных хозяйств, даже у тех, кто не прекращал их обработку, и передача их колхозам. Это были явно незаконные действия, но очевидно, по мнению местных властей, способствовали их вхождению в колхозы. Например, в с. Атюрьеве Торбеевского района в июне 1933 г. 125 хозяйств были лишены земельных наделов, среди них и бедняки, имевшие свои посевы и закончившие весенний сев1. Незаконные отрезки земли единоличников не прекращались в дальнейшем. В 1936 г. в связи с вручением актов на вечное пользование землей колхозам в Торбеевском районе единоличникам оставили всего 400-500 га земли, в Большеигнатовском районе на 1120 единоличных хозяйств — 300 га (то есть 0,26 га на хозяйство), в Кадошкин-ском районе вся земля была отдана колхозам2.
Единоличникам было довольно трудно выполнять «свои обязательства» по хлебопоставкам, мясоналогу и финансовым платежам, которые повышались из года в год. Некоторые сельские Советы и руководящие работники районных организаций применяли, по данным председателя СНК МАССР А. Я. Козикова, «массовые огульные репрессии» (штрафы, аресты, обыски, отбор лошадей, коров и т. п.) не только против «действительно саботирующих выполнение обязательств», но и в отношении добросовестных хозяйств3. Штрафовали все, кому только вздумается: правления колхозов, бригадиры, председатели сельсоветов и другие работники4. Например, в с. Кочелаеве Ковылкинского района сельсовет с утверждения уполномоченного комитета заготовок Совнаркома МАССР и санкции райисполкома производил массовые штрафы единоличников: с 1 по 12 августа 1936 г. были оштрафованы 287 из 476 хозяйств, имевшихся в селе5. В Неклюдовском сельсовете Дубенского района было оштрафовано
7 хозяйств за невыполнение хлебопоставок. Однако при проверке оказалось, что эти хозяйства хлеб уже сдали и имели на руках квитанции.
8 Булдыгинском, Мордовско-Полянском, Тарханно-Потьминском, Журавкинском сельсоветах Зубово-Полянского района, а также в ряде сельсоветов Ардатовского района у единоличников, не сдавав
1 ЦГА РМ. Ф. Р-238. Оп. 11. Д. 87. Л. 165
2 Там же. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 18. Л. 65.
3 Там же. Д. 2. Л. 282.
4 ЦГА РМ. Ф. 269-П. Оп. 2. Д. 475. Л. 6.
5 Там же. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 2. Л. 282.
169
ших хлеб, производились массовые обыски и изъятия различных домашних вещей (валенки, платки, полотенца, рубашки и т. п.)1. В ряде сел Темниковского района за неуплату сельхозналога, зернопоставок произведен был массовый отбор скота (лошадей, коров, овец) и мелкой птицы. При этом вместо «реализации этого имущества на общих основаниях продавали этот скот за бесценок, а часть скота передавали потребительской кооперации по заготовительным ценам»2. В колхозе им. Фрунзе Дракинского сельсовета за 1936 г. оштрафованы 70 колхозников на 830 трудодней3. В колхозе «Победа» Саранского района правление колхоза штрафовало за хулиганство4. Руководители МАССР пытались прекратить «незаконное применение к добросовестным единоличникам» репрессий и наказать виновных. Однако одновременное требование обеспечения государственных поставок хлеба, картофеля, мяса и другой продукции часто снова приводило к тем же «извращениям». Так, в октябре 1935 г., по сообщению из Краснослободского района, в с. Демина Поляна и Старое Синдрово работники сельсовета в отсутствие домохозяев с сундуков и амбаров сшибали замки и производили изъятие сох, борон, багров, уздечек, старых и рваных полушубков и т. д., которые складывали в помещении сельсовета. В с. Селищи председатель сельсовета занимался рытьем картофеля у единоличников и отправлял его в счет хлебопоставок государству5.
О бесправном положении колхозников в некоторых колхозах свидетельствует следующее. В с. Татарские Юнки Торбеевского района председатель колхоза, председатель сельсовета и бригадир колхоза в 11 часов ночи вызвали в сельсовет колхозников 3. Кадралиева и И. Китаева, являвшегося в 16 лет ударником колхозного труда, и предъявили им обвинение в краже пшеницы. Колхозники эти обвинения отвергли, и тогда указанные руководители, раздев их, стали «наносить удары ременным кнутом до кровяных рубцов»6.
Пытаясь решить проблему недостаточно высоких показателей по коллективизации в отдельных районах и селах, местные руководители по-прежнему отдавали предпочтение насильственным способам убеждения аналогичным методам 1930-1931 гг. Многочисленные факты таких действий сообщались руководству Мордовии в годы второй пятилетки, например начальником УНКВД Вандом.
1 ЦГА РМ. Ф. 228-П. Оп. 2. Д. 475. Л. 283.
2 Там же.
3 Там же. Ф. 269-П. Оп. 2. Д. 475. Л. 6.
4 Там же. Л. 7.
5 Там же. Л. 285.
6 Там же. Д. 277. Л. 22.
170
Репрессии обрушивались и на партийно-советских работников различного уровня, руководителей колхозов, совхозов и МТС. При этом значительная часть осужденных понесла наказание вполне заслуженно. Доказательством служат многочисленные сообщения о «перегибах» и «искривлениях», хотя именно директивы вышестоящих органов толкали их на эти преступления. Некоторые местные руководители, особенно в голодные годы, пытались облегчить положение колхозников и единоличников. Их, как правило, обвиняли в связи с «кулачеством» и снимали с работы вплоть до привлечения к уголовной ответственности.
О текучести кадров на селе говорят следующие факты: с 1930 г. в МАССР в качестве председателей колхозов работало всего 1,7 %, с 1931 - 2,2, с 1932 - 4, с 1933 - 5,7, с 1934 - 22,4, с 1935 - 43,7, с 1936 г. — 20,3 %1. Проведенной в 1936 г. проверкой были установлены следующие причины снятия председателей колхозов за 1935 г. и частично за 1936 г.: из 421 чел. снято за «несправляемость с работой» — 58 чел., за «халатное отношение к делу» — 55, за «уголовные преступления» — 96, за «пьянство и бытовое разложение» — 62, «классово-чуждых» — 9, за «нарушения устава сельхозартели» — 4, «переброска и выдвижение» — 51, по другим причинам — 86 чел.2
В конце второй пятилетки деревня вновь была потрясена массовыми репрессиями, связанными с исполнением известного оперативного приказа наркома внутренних дел СССР № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» от 30 июля 1937 г., хотя выселения и переселения крестьянских семей не прекращались и в предыдущие годы. В первоначальном варианте для Мордовской АССР, согласно протоколу № 51 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 10 июля 1937 г. об утверждении лимитов репрессированных, было утверждено к расстрелу «кулаков 930 чел, уголовников 320 чел. и высылке кулаков 1883 чел., уголовников 380 чел.»3 (всего 3513 чел.). Однако в самом оперприказе число репрессированных было уменьшено с 3513 до 1800 чел., в том числе по «первой категории» — 300 чел., по «второй категории» — 1500 чел.4 Тем не менее эти лимиты по репрессированным по просьбе местных властей неоднократно увеличивались. В первую очередь предлагалось подвергать репрессиям «контингента», отнесенные к «первой категории»5.
1 ЦГА РМ. Ф. 269-П. Оп. 2. Д. 313. Л. 8.
2 Там же. Л. 8.
3 Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 1. С. 325.
4 Там же. С. 332.
5 Там же. С. 334.
171
Первые результаты выполнения оперприказа № 00447 по Мордовской АССР были следующие: на 15 августа 1937 г. были арестованы 288 чел. (в том числе «бывших кулаков» — 200 чел.), из них ПО чел. приговорены к расстрелу1. Маховик репрессий продолжал раскручиваться, так как под действие приказа мог попасть человек как живущий в сельской местности в данное время, так и мигрировавший из нее. На 30 сентября 1937 г. в Мордовии были арестованы уже 761 чел., а осуждены 629 чел., в том числе к расстрелу — 355; на 1 января 1938 г. были арестованы и осуждены 2395 чел., в том числе к расстрелу — 892 чел.2; на 1 марта были арестованы и осуждены 3000 чел., в том числе к расстрелу — 1497 чел.3 (см. прил. 31). Таким образом, план репрессий, обозначенный в оперприказе № 0047 НКВД СССР, в целом в Мордовии был перевыполнен на 1,2 тыс. чел., или более чем на 66 %. О том, что аресты продолжались в МАССР и дальше, свидетельствует, например, рапорт начальника Ардатовско-го райотделения НКВД Ардатовского районного отделения НКВД заместителю наркома внутренних дел МАССР: «С 26 по 30 марта 1938 г., находясь в Ардатовском районе, провел операцию: аресту подлежало 66 чел., операцию провел в три очереди, с 27 по 28 марта произвел операцию по городу Ардатову, где подлежало аресту 30 чел, с 28 на 29 марта произвел операцию в селе Четвертаково, где подлежали аресту 22 чел., и с 29 на 30 марта произвел операцию в остальных населенных пунктах Ардатовского района. В результате операции арестовано 58 чел., не арестовано 8 чел.»4
Одновременно с реализацией оперприказа № 00447 по сельским районам страны прокатились показательные судебные процессы, значительно расширившие масштабы чисток, исходной точкой для которых стала директива от 3 августа 1937 г. С августа 1937 г. областная печать усиливает идеологическую обработку населения. Например, «Красная Мордовия» запестрела сообщениями о разоблачении «вредителей»: «Выкорчевать последствия вредительства», «К чему приводит политическая беспечность», «Уборка затянулась», «Вражеские дела в строительстве машинно-тракторных мастерских», рубрика «Из зала суда» и др.
В 1937-1938 гг. в МАССР как «враги народа», по подсчетам Е. Н. Тязина, были «разоблачены» около 200 чел., в том числе 4 председателя ЦИК, СНК и заместитель председателя СНК, 12 наркомов и
1 Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 1. С. 345.
2 Там же. С. 369,389.
3 Там же. Т. 5. Кн. 2. С. 57.
4 Память: жертвы политических репрессий. Саранск, 2000. С. 818. 172
зам. наркомов, 5 секретарей Мордовского обкома ВКП(б), 27 руководящих работников ЦИК, СНК и обкома партии, 34 секретаря райкомов партии, 10 председателей райисполкомов1. Партийному активу о бывшем первом секретаре обкома партии М. Прусакове сообщили, что он «разваливал колхозы, срывал хлебозаготовки. В Саранске по его указанию пеньковый комбинат построили в яме, а котонинную фабрику и Саранскую ТЭЦ-1 — вблизи республиканской больницы, чтобы осложнять лечение больных... ставленники Прусакова в Сарлегпромстрое вредительски вели строительство. На котонинной фабрике они создали террористическую группу, которая совершила 27 поджогов сырья»2.
Первый крупный показательный политический процесс прошел в г. Саранске в октябре 1937 г. На выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР было рассмотрено дело «террористов и вредителей» Рузаевской заготконторы Мордовпотребсоюза. «Террористы» были приговорены к высшей мере наказания. В ходе процесса особо подчеркивалась связь подсудимых с партийным и советским руководством района и республики3. В конце 1937 г. прошла серия судебных дел по районам республики. Все они напоминали отлаженные, хорошо отрепетированные спектакли, в ходе которых подсудимые, опережая обвинителя, вставали и признавали свою вину. Наиболее известным был суд над группой «вредителей» из Атяшевской конторы «Заготзерно» (Еремин, Кежаев, Конырев, Силантьев и др.)4.
Большинство представителей республиканской элиты были уничтожены в ходе работы в Саранске выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР (май 1938 г.). В ходе процесса судили так называемую «правотроцкистскую буржуазно-националистическую террористическую организацию», руководителем которой значился М. Прусаков. В утвержденном наркомом внутренних дел МАССР полковником Красовским обвинительном заключении было отмечено: «НКВД МАССР вскрыта и ликвидирована антисоветская организация, являвшаяся филиалом московско-правотроцкисткого блока, ставила своей задачей — путем организации террора, шпионажа, диверсий, подрыва народного хозяйства и благосостояния трудящихся, свержение советской власти, расчленение Советского Союза и
1 Тязин Е. Н. Репрессии 1930-х годов // Мордовия: энцикл.: В 2 т. Т. 2. Саранск,
2004. С. 236.
2 Цит. по: Мордовия в 1917-1953 годах. Курс истории: учеб. пособие. Саранск,
2005. С. 73.
3 Там же. С. 74.
4 Там же. С. 75.
173
реставрацию капитализма»1. Тогда по сфальсифицированному делу были осуждены и расстреляны около 100 чел.
Учет «антисоветского элемента» продолжался и после прекращения «Большого террора». Видимо, власть опасалась, что «вычищены» далеко не все «саботажники» и «вредители». Так, согласно «Политико-экономической характеристике Мордовской АССР на 15 августа 1940 г.», на учете в районах республики состоял 6021 чел.2
После официально провозглашенной «победы колхозного строя» в основных зерновых районах и указания о прекращении «всяких массовых выселений крестьянства» репрессии в деревне, хотя и потеряли на время актуальность, однако по-прежнему применялись местными руководителями для решения целого ряда задач (например, завершения коллективизации, сбора налогов).
Убийство С. М. Кирова в 1934 г. стало поводом для новой волны репрессий. Однако основным объектом репрессивной политики до середины 1937 г. оставались партийные, советские и хозяйственные работники различного уровня, обвиненные заслуженно и незаслуженно в различного рода преступлениях против государства. Одновременно шел и процесс пересмотра дел о частичном или полном отчуждении имущества в ходе «раскулачивания», налоговых, посевных и уборочных и других кампаний. Все это создавало в обществе иллюзию восстановления элементарной справедливости и перекладывало всю ответственность за бесчеловечное отношение к простым сельским труженикам на «стрелочников». Для сельских жителей «час икс» настал 30 июля 1937 г. Советская власть припомнила некоторым крестьянам их якобы «кулацкое» прошлое и снова по городам и селам прокатилась волна массовых арестов «бывших кулаков», «уголовников» и «прочих антисоветских элементов».
По подсчетам Н. А. Ивницкого, в течение 1929-1937 гг. в связи с коллективизацией и другими хозяйственно-политическими кампаниями (налоговыми, заготовительными и т. п.) в СССР было репрессировано не менее 750 тыс. крестьянских хозяйств и примерно 200-250 тыс. хозяйств покинули свои села, бросив свое имущество из-за боязни попасть в списки «кулаков» или «антисоветских элементов». Это примерно 5-6 млн чел.3 Среди репрессированных оказались и более 7-8 тыс. «раскулаченных» хозяйств в Мордовии, в том числе не менее 3,3 тыс. выселенных со своего местожительства в 1930-1933 гг., и, очевидно, еще несколько тысяч семей, члены кото
1 Цит. по: Мордовия в 1917-1953 годах. Курс истории: учеб. пособие. Саранск, 2005. С. 73.
2 Архив УФСБ РФ по РМ. Д. 13-2. Л. 11.
3 Ивницкий Н. А. Судьба раскулаченных в СССР. М., 2004. С. 30. 174
рых подверглись репрессиям в последующие годы, в том числе в ходе «Большого террора».
Не менее жестокими методами проводилась и репрессивная политика в Чувашской АССР и Марийской. Так, в ЧАССР в 1930-1933 гг. было «раскулачено» примерно 6 тыс. семей, из которых выселено 1,6 тыс.1, в Марийской АО — соответственно 5,5 тыс. и около 1,3 тыс. семей2. Итоги «Большого террора» в деревне были следующие: по спецприказу НКВД СССР № 00447 в Чувашской АССР на 1 марта 1938 г. осуждено 2722 чел., из них 1370 «бывшие кулаки», а в Марийской АССР — соответственно 3004 и 1104 чел.3
1930-е гг. стали тяжелым испытанием для многонационального крестьянства России и отдельных ее автономных образований и областей. В то же время в каждом из российских регионов реализация аграрной политики имела специфические особенности. Так, исследования коллективизации сельского хозяйства таких соседних автономий, как Чувашская АССР (В. М. Михайлов, Е. В. Касимов и др.) и Марийская АО — Марийская АССР (В. А. Ерошкин, И. Ф. Ялтаев и др.), показали, что по сравнению с Мордовской АО — Мордовской АССР после весеннего отлива 1930 г. строительство колхозов в них шло более плавно, без резких скачков и падений, чему, скорее всего, способствовало их нахождение в Нижегородском (Горьковском) крае, отнесенном в целом к незерновым районам страны. Так, если в Мордовии в январе 1931 г. в колхозах состояло 10,3 % хозяйств, в январе 1932 — 71,5, в январе 1933 — 57,8, в октябре 1934 — 63,8, в октябре 1935 — 73,4 (см. прил. 15), то в Чувашии в январе 1931 г. — 13,5 % хозяйств, в январе 1932 — 43,33, в январе 1933 — 41,96, в январе 1934 - 52,07, в январе 1935 - 61,27, в январе 1936 - 70,424, в Марий-Эл - соответственно 11,38,46,2,45,4, 59,4 , 67,9 и 79,1 %5.
Среди негативных последствий коллективизации особое место занимает урон, нанесенный в годы первой пятилетки животноводческой отрасли. Так, в Чувашской АССР поголовье лошадей в 1932 г. по сравнению с 1928 г. уменьшилось на 18,5 %, крупного рогатого
1 Касимов Е. В. Крестьянство Чувашии и политика государства по коллективизации сельского хозяйства: (1917-1937 гг.): дис. канд. ист. наук. Чебоксары, 2004. С. 136,141.
2 Ялтаев И. Ф. Коллективизация сельского хозяйства в Марийской автономной области в 1929-1936 гг.: автореф. дис. канд. ист. наук. Казань, 1999. С. 16.
3 Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 2. С. 57.
4 Касимов Е. В. Крестьянство Чувашии и политика государства по коллективизации сельского хозяйства (1917-1937 гг.): дис. канд. ист. наук. Чебоксары, 2004. С. 233-234.
5 Ялтаев И. Ф. Коллективизация сельского хозяйства в Марийской автономной области в 1929-1936 гг.: дис. канд. ист. наук. Казань, 1999. С. 250.
175
скота — на 15,3, овец и коз — на 35,3 %*; в Марийской АО — соответственно на 25,6,14,1 и 28,0 %2. Потери животноводства Мордовии оказались на порядок выше (см. прил. 19) и, несмотря на определенный рост поголовья скота (за исключением лошадей) в годы второй пятилетки, восстановить его доколхозный уровень оказалось невозможным.
На всем протяжении 1930-х гг. урожайность зерновых культур в Мордовии оставалась крайне низкой и неустойчивой: средняя урожайность зернобобовых культур за годы первой и второй пятилеток составила 8 ц/га3, а с учетом завышенное™ официальных данных как минимум на 25 % — не более 6 ц/га. В предвоенные годы ситуация в полеводстве складывалась критическая. Например, по данным Ю. В. Арутюняна, в колхозах Мордовской АССР урожайность зернобобовых культур в 1938 г. составила в среднем 4,9 ц/га, в 1939 — 2,9, в 1940 г. — 7,0 ц/га4 (в среднем за три года — около 5 ц/га). В Чувашской АССР — соответственно 8,0 ц/га, 6,5 и 10,5 ц/га (в среднем за три года — 8,3 ц/га); в Марийской АССР — 7,1 ц/га, 6,9 и 10,6 ц/га5 (в среднем за три года — 8,2 ц/га), и это несмотря на то что механизация основных сельскохозяйственных работ в Мордовии была выше, чем у соседей. Например, в Чувашской АССР весенняя пахота в 1940 г. была механизирована на 36 %, а в Мордовской АССР — на 78,3, посев яровых культур — соответственно на 17,0 и 49,9, посев озимых культур — на 17,0 и 35,8, подъем пара — на 67,0 и 87,6, подъем зяби — на 45,0 и 60,5, уборка зерновых культур — на 12,0 и 16,7 %6. Вероятно, одна из причин таких очевидных различий в положении сельского хозяйства ЧАССР и МарАССР по сравнению с Мордовской АССР была связана с гораздо меньшими размерами колхозов и более эффективной организаций в них труда. Например, по данным на 1 июля 1938 г., в МАССР на 1 колхоз приходилось в среднем 132 двора и 676 га обобществленной площади, в Чувашской АССР 90 дворов и 364 га, а в Марийской АССР — 45 дворов и 229 га
1 Касимов Е. В. Указ. раб. С. 235.
2 Ялтаев И. Ф. Указ. раб. С. 254; Народное хозяйство РСФСР в 1982 г.: стат. сб. М., 1983. С. 132.
3 ЦГА РМ. Ф. Р-228. Оп. 3. Д. 38. Л. 898.
4 Арутюнян Ю. В. Советское крестьянство в период Великой Отечественной войны. М., 1970. С. 430.
5 Там же.
6 История советского крестьянства Мордовии. Ч. 2. Саранск, 1989. С. 7; Михайлов В. М. Производительные силы сельского хозяйства и сельскохозяйственное производство Чувашской АССР в годы третьей пятилетки (1938-1941) // Вопросы истории сельского хозяйства Чувашии: сб. статей. Чебоксары, 1984. С. 65.
176
(см. прил. 16). Необходимо отметить, что, если судить по данным чувашских историков, и государственные заготовки зерновых культур в Чувашии в процентном отношении к валовым сборам были гораздо меньше, чем в Мордовии. Например, в 1938 г. в МАССР в колхозах заготовки составили 33,4 %, в 1939 — 43,7, в 1940 — 40,3 (см. прил. 9 и 10), а в ЧАССР - соответственно 20,1,21,0 и 18,8 %К
Работы историков Среднего Поволжья показывают, что в рамках созданного колхозного строя так и не был решен один из главных вопросов, волнующих крестьян, а именно преодоление опасности голода из-за неблагоприятных погодных условий, которые по нескольку раз в десятилетие терзали деревню. Более того, к природным причинам голода прибавилась еще одна — фактически принудительное изъятие хлеба из колхозов государством. Только после выполнения всех обязательств (хлебозаготовки или госпоставки, натуроплата за произведенные работы МТС, засыпка семенных и страховых фондов) производилось распределение доходов по трудодням. Продовольственная ситуация в многонациональной поволжской деревне в довоенное время по сравнению с годами нэпа резко обострилась. Например, в деревне Мордовии голодными стали конец 1932 — первая половина 1933 г., вторая половина 1936 — начало 1937 г., 1938-1939 гг. По данным И. Ф. Ялтаева, в череде лет (1933-1936 гг.), когда марийские крестьяне были вынуждены питаться суррогатами и лебедой, особо выделяется неурожайный 1936 г., по итогам которого 74 % колхозов оказались необеспеченными хлебом до нового урожая2, в Чувашской АССР, согласно Е. В. Касимову, такими годами стали 1934, 1936, 1938 и 19393.
В то же время, если в Мордовии в ходе проводимых социально-экономических преобразований во второй половине 1930-х гг. произошло сокращения сельского населения, то в соседних автономиях, наоборот, фиксировался его прирост. Например, в Чувашской АССР на январь 1930 г. сельское население составляло 887,3 тыс. чел., 1934 - 908, 4 тыс., 1936 - 941,6 тыс., 1939 г. -945,2 тыс. чел.4
Таким образом, ряд показателей развития аграрного сектора Чувашской и Марийской автономных республик к концу 1930-х гг. вполне может свидетельствовать о том, что политика его огосударствления все же не оказала столь существенного отрицательного воз-
1 Михайлов В. М. Указ. раб. С. 89.
2 Ялтаев И. Ф. Указ. раб. С. 167.
3 Касимов Е. В. Указ. раб. С. 176-178.
4 Там же. С. 236.
177
действия на состояние производительных сил деревни, как на территории Мордовии. Однако стоит все же с большой осторожностью утверждать о «поступательном и динамичном развитии»1, говоря о сельском хозяйстве предвоенного времени и в отношении даже этих автономий.
1 Тимофеев В. В. Республики Волго-Вятского региона накануне и в годы Великой Отечественной войны (1938-1945 гг.): автореф. дис. д-ра ист. наук. Чебоксары, 2005. С. 39.
Глава 4
КОЛХОЗНАЯ ДЕРЕВНЯ МОРДОВИИ
В ПЕРИОД ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
И В ПЕРВОЕ ПОСЛЕВОЕННОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ
Крестьянство и сельскохозяйственное производство в годы войны
С нападением Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. началась долгая и кровопролитная война, унесшая жизни миллионов советских граждан. Враг захватил важнейшие сельскохозяйственные районы СССР, что существенно подорвало и без того ослабленное в годы предвоенных пятилеток сельское хозяйство. На крестьянство тыловых регионов легла огромная нагрузка по обеспечению вооруженных сил страны и тыла необходимым продовольствием и сырьем, а кроме того, пополнение воинских частей и соединений людскими ресурсами.
Война вызвала дальнейшее ужесточение «беспощадной требовательности» со стороны Советского государства к производителям сельскохозяйственной продукции, и прежде всего к колхозам и колхозному крестьянству. Обеспечение государственных поставок для армии и флота должно было выполняться любой ценой, при любых неблагоприятных условиях. То, что при этом рядовые колхозники и их семьи обрекались на голодное существование, в сложившихся экстремальных условиях чаще всего в расчет не бралось.
Кризис (среди проявлений которого: низкие урожаи основных сельскохозяйственных культур, хронический недостаток продовольствия в селе, резкое снижение поголовья скота, недостаток продовольствия, массовый исход сельского населения, невысокая трудовая дисциплина в колхозах, активизация репрессивной политики), который со всей очевидностью переживало предвоенное сельское хозяйство Мордовской АССР, в военные годы трансформировался в фактический развал всего аграрного сектора, представленного прежде всего колхозным производством.
179
Уже первый год войны самым неблагоприятным образом сказался на положении сельского хозяйства МАССР, которое, как и в других регионах страны, перестраивалось на военные нужды. В уборочную кампанию 1941 г. в республике предстояло убрать: озимой ржи — 321,3 тыс. га, озимой пшеницы — 22,8 тыс. га, яровых культур — 590,7 тыс. га1. Выполнить это в полном объеме оказалось довольно трудно: тысячи колхозников отправлялись на фронт по мобилизации или добровольцами. Уже за первые пять месяцев ушли 80 тыс. крестьян2, в основном мужчины, что вызвало насущную необходимость их замены на сельскохозяйственных работах.
Нехватка рабочих рук могла быть восполнена лишь за счет вовлечения в работу женщин, стариков и подростков. Так, их удельный вес в уборочных работах 1941 г. по сравнению с предыдущим годом вырос с 45 до 69 %3. В целом план уборки сельскохозяйственных культур оказался выполненным на 97 %4, чего нельзя сказать о плане сдачи хлеба по поставкам государству. Несмотря на силовые меры, вместо 269-4 тыс. т государству, по данным С. В. Митина, было сдано лишь 199,5 тыс. т, или 63,1 % от плана5. В последующие годы ситуация только ухудшалась. За 1942-1944 гг. на фронт ушло еще около 77 тыс. жителей села6. Дальнейшее сокращение трудовых ресурсов привело к тому, что если на 1 января 1942 г. в колхозах числились 95 794 трудоспособных мужчин, на 1 января 1943 г. — 41 420, то на 1 января 1945 г. — всего 30 ООО7. Несмотря на всю самоотверженность, женщины, подростки и старики, составлявшие уже к концу 1941 г. более 70 % занятых в общественном производстве колхозников8, не могли в полной мере выполнять трудовую нагрузку, как мужчины.
С 1942 г. началось неуклонное снижение посевных площадей: в
1942 г. — 996,0 тыс. га (в том числе зерновых культур — 836 тыс. га), в
1943 г. — 870 тыс. (в том числе зерновых — 730,9 тыс. га), в 1944 г. — 775,6 тыс. га (в том числе зерновых — 657,3 тыс. га) (см. прил. 5). Это было связано прежде всего с невыполнением посевных пла
1 Мордовия в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.: В 2 т. Т. 1. Саранск, 2005. С. 236.
2 Очерки истории Мордовской организации КПСС. Саранск, 1979. С. 377.
3 Мордовия в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гт. Т. 1. С. 237.
4 Там же. С. 238.
5 Митин С. В. Крестьянство Мордовии в годы Великой Отечественной войны (1941-1945): дис. канд. ист. наук. Саранск, 1997. С. 54.
6 Там же. С. 32.
7 Мордовия в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гт. Т. 2. С. 234.
8 История советского крестьянства Мордовии. Ч. 2. Саранск, 1989. С. 48.
180
No comments:
Post a Comment
Note: Only a member of this blog may post a comment.