Thursday, June 12, 2014

1 Т.Д.Надькин Сталинская аграрная политика и крестьянство Мордовии

   УПОЛНОМОЧЕННЫЙ по ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА в Российской ФЕДЕРАЦИИ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ   Российской ФЕДЕРАЦИИ
   Фонд «ПРЕЗИДЕНТСКИЙ ЦЕНТР Б.Н. ЕЛЬЦИНА»
ИЗДАТЕЛЬСТВО
«РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ»
МЕЖДУНАРОДНОЕ ИСТОРИКО-ПРОСВЕТИТЕЛЬСКОЕ, БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЕ И ПРАВОЗАЩИТНОЕ ОБЩЕСТВО «МЕМОРИАЛ»
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ РАН

И. Баберовски (Jorg Baberowski), т Л. Виола (Lynn Viola), I   А. Грациози (Andrea Graziosi), Щ А. А. Дроздов,
Редакционный совет серии:
Э. Каррер Д'Анкосс (Helene Carrere D'Encausse),
В. П. Лукин,
СВ. Мироненко,
Ю. С. Пивоваров,
А. Б. Рогинский,
Р. Сервис (Robert Service),
Л. Самуэльсон (Lennart Samuelson),
А. К. Сорокин,
Ш. Фицпатрик (Sheila Fitzpatrick), О. В. Хлевнюк

 ТИМОФЕЙ НАДЬКИН
СТАЛИНСКАЯ  АГРАРНАЯ ПОЛИТИКА   И КРЕСТЬЯНСТВО
МОРДОВИИ
Москва








УДК 94(47+57)(082.1) ББК 63.3(2) Н17
Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) проект № 10-01-16165д
Надькин Т. Д.
Н17 Сталинская аграрная политика и крестьянство Мордовии / Т. Д. Надькин. — М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН) ; Фонд «Президентский центр Б. Н. Ельцина», 2010. — 311 с. — (История сталинизма).



ISBN 978-5-8243-1434-2



В книге дана общая характеристика советской аграрной политики в сталинскую эпоху, рассмотрены особенности ее реализации на территории современной Республики Мордовия, показаны ее основные экономические и социально-демографические результаты в регионе, подробно проанализирована репрессивная политика государства в деревне, исследованы формы социального протеста крестьянства в указанный исторический отрезок времени.
Рассчитана на историков, а также на широкий круг читателей, интересующихся страницами прошлого в нашем государстве.
УДК 94(47+57)(082.1) ББК 63.3(2)
ISBN 978-5-8243-1434-2
© Надькин Т. Д., 2010
© Российская политическая энциклопедия, 2010

Светлой памяти моего отца Надъкина Дмитрия Тимофеевича посвящается
ВВЕДЕНИЕ
Начало XXI в. характеризуется всеобъемлющей модернизацией, охватившей практически все сферы российского общества от экономики до социально-политических отношений, основной целью которой стал вывод России на передовые позиции в мире. Среди проводимых государством мероприятий по-прежнему большая роль отводится реформированию аграрного сектора, в значительной степени растерявшего свой потенциал в последнее десятилетие XX столетия, результатом чего стал рост зависимости от импорта продуктов питания. В связи с этим увеличивается востребованность исследований, затрагивающих опыт аграрных преобразований, которые оказали существенное воздействие на развитие всего государства, осуществлялись в России обычно «сверху» и характеризовались как достижениями, так и серьезными просчетами.
Среди таких преобразований советского времени особое место занимает довоенная коллективизация сельского хозяйства, в ходе которой за минимально короткие сроки совершился глубочайший переворот во всех областях жизни крестьянского социума. Став первой вполне успешной «попыткой широкомасштабной социальной инженерии»1, коллективизация одновременно являлась важным средством формирования командно-административной системы в СССР, а сложившаяся в годы первых пятилеток модель взаимоотношений власти с крестьянством в виде «господства и подчинения» стала ориентиром для партийно-советского руководства страны в последующее десятилетие.
Исследование эффективности аграрной политики в конце 1920-х — начале 1950-х гг., особенно на уровне отдельных регионов,
1 Данилов В. П. Редакторское слово //Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939: док. и материалы: в 5 т. Т. 1. Май 1927 — ноябрь 1929. М., 1999. С. 7.
5

тем более актуально, поскольку обусловлено и поисками оптимальных форм функционирования сельскохозяйственного производства, способных дать новый импульс развитию современного российского села. Однако этот в целом позитивный процесс порой проходил без участия историков-аграрников или при игнорировании их мнения. Об этом может свидетельствовать навязанная селу «сверху» политика деколлективизации начала 1990-х гг., приведшая к ликвидации не только убыточных, но и успешно развивающихся хозяйств.
В. П. Данилов, оценивая итоги реформаторской деятельности российского руководства в 1990-е гг., так писал в октябре 2000 г.: «Но и сейчас, когда разрушительные реформы уже состоялись и в сельском хозяйстве, и в промышленности, когда страна и живущие в ней люди оказались в условиях выживания, мне как историку представляется важным сказать: как у сталинского руководства при проведении "сплошной коллективизации" не было права оправдываться ссылками на "новизну" хозяйственных форм, на "неизведанность путей", на "сопротивление классового врага" (=консервативных сил), так и у руководства постсоветской аграрной реформы нет никаких оснований для подобных оправданий, на самом же деле в обоих случаях с самого начала все было известно»1.
В данной книге представлено исследование особенностей реализации советской аграрной политики в сталинскую эпоху (конец 1920-х — 1953 гг.) на территории современной Республики Мордовия и ответной реакции многонационального крестьянства региона.
Республика Мордовия — это субъект Российской Федерации, входящий в Приволжский федеральный округ, внешние границы которой формировались с 1928 г. по середину 1930-х гг. В июле 1928 г. в составе Средневолжской области создан Мордовский округ (площадь 25,2 тыс. км2), преобразованный в январе 1930 г. в Мордовскую автономную область (24,9 тыс. км2), которая в свою очередь в декабре 1934 г. реорганизована в Мордовскую АССР (25,5 тыс. км2) в составе Средневолжского (Куйбышевского) края. После принятия Конституции 1936 г. и упразднения края республика непосредственно вошла в состав РСФСР. С середины 1930-х гг. и до настоящего времени существенных изменений территории Мордовии не происходило.
В указанный хронологический период Мордовия представляла собой преимущественно аграрный регион Среднего Поволжья России, в котором сельское население в 1926 г. составляло 95,4 %, в 1939 г. — 93,0 %, в 1959 г. — 81,8 %, что значительно превышало
1 Данилов В. Из истории «перестройки» (Переживания шестидесятника-крестьяноведа) // Новый мир истории России. Форум японских и российских исследователей. М., 2001. С. 428.
6

среднероссийский уровень. На территории Мордовии издавна проживают представители различных наций и народностей, среди них основными являются русские, мордва и татары. Все это, несомненно, накладывало специфический отпечаток на происходившие в регионе экономические и социально-политические процессы.
Основное внимание в книге мы уделили таким вопросам, как общая характеристика советской аграрной политики в конце 1920-х — начале 1950-х гг.; основные результаты социально-экономического развития деревни Мордовии во второй половине 1920-х гг.; особенности осуществления коллективизации на территории Мордовии в контексте ускоренной модернизации СССР в 1930-е гг., а также ее последствий для сельского хозяйства региона; состояние колхозного производства и положение колхозников Мордовии в годы Великой Отечественной войны; основные проблемы аграрного сектора республики в послевоенное десятилетие и результативность предпринимаемых мер по их решению; репрессивная политика государства в деревне Мордовии на протяжении сталинской эпохи; формы социального протеста крестьянства Мордовии против проводимой аграрной политики в конце 1920-х — начале 1950-х гг.
Историческая наука накопила значительный опыт изучения довоенной коллективизации и развития колхозно-совхозной деревни в 1940-х — начале 1950-х гг. По этой проблематике только в нашей стране были опубликованы тысячи различных научных и научно-популярных работ, которые можно условно структурировать по трем уже традиционно выделяемым основным периодам. При этом их концепция, методологические подходы и содержание зачастую напрямую зависели от идеологического курса, проводимого руководством государства — сначала Советского Союза, а затем и Российской Федерации.
В конце 1920-х — начале 1950-х гг. сформировалась концепция советской аграрной политики, тесно связанная со взглядами И. В. Сталина и его окружения на осуществленные в 1930-е гг. преобразования в деревне и развитие колхозного сектора в военные и послевоенные годы, изложенная в его личных выступлениях и трудах, в официальных публикациях решений коммунистической партии и правительства по аграрным вопросам1. Она базировалась на следующих основных постулатах: объективная необходимость перехода к сплошной коллективизации и «ликвидации кулачества»; поддержка этого курса бедняцко-середняцкими массами деревни; неоспоримые экономические достижения колхозно-совхозного строя, его организационное и материально-техническое укрепление, а также рост товарности сельско
1 История ВКП(б): крат. курс. М., 1946; Сталин И. Вопросы ленинизма. М., 1952; Важнейшие решения по сельскому хозяйству за 1938-1940 гг. М., 1940 и др.
7

го хозяйства; подъем благосостояния колхозников в довоенные годы; эффективность колхозной системы в годы войны и т. д. В 1940-е гг. появились первые работы, в том числе в регионах, посвященные истории советского крестьянства военных лет и в послевоенные годы. Они были выполнены современниками описываемых событий и характеризовались односторонним показом силы и жизненности колхозного строя, трудового героизма колхозников1.
Политические перемены в стране после смерти И. В. Сталина в марте 1953 г. дали толчок более глубокому и критическому анализу источников, способствовавшему разработке актуальных проблем истории советской деревни. Исследование крестьянства сталинской эпохи в данный период развивалось довольно противоречиво. Так, историческая наука вплотную подошла к переосмыслению соотношения достижений и провалов советской аграрной политики, что выразилось прежде всего в зарождении во время «хрущевской оттепели» и дальнейшем развитии целостной концепции коллективизации (В. П. Данилов, Н. А. Ивницкий, Н. И. Немаков, Ю. С. Мошков и др.2), которую можно считать альтернативной официальной, а также в критическом взгляде на основные проблемы колхозной деревни в военные и послевоенные годы (Ю. В. Арутюнян, М. А. Вылцан, И. М. Волков, И. Е. Зеленин и др.3). В исследованиях, посвященных довоенной деревне, было показано несоответствие производственной базы сельского хозяйства задачам сплошной коллективизации, критиковались форсирование Сталиным ее темпов, перекладывание вины за «перегибы» и «извращения» на местное руководство, рассматривались трудности становления и развития колхозного производства в годы первой и второй пятилеток. В трудах по истории колхоз
1 Лаптев И. Советское крестьянство в Великой Отечественной войне. М., 1945; Анисимов Н. И. Развитие сельского хозяйства в первой послевоенной пятилетке. М., 1952; Корсаков И. М. К вопросу об участии трудящихся Мордовии в Великой Отечественной войне // Зап. НИИЯЛИЭ (история и археология). № 11. Саранск, 1949. С. 3-41 и др.
2 Данилов В. П. Создание материально-технических предпосылок коллективизации сельского хозяйства в СССР. М, 1957; Ивницкий Н. А. О критическом анализе источников начального этапа сплошной коллективизации (осень 1929 — весна 1930 г.) // Исторический архив. 1962. № 2. С. 191-202; Мошков Ю. С. Зерновая проблема в годы коллективизации сельского хозяйства (1929-1932 гг.). М., 1966; Немаков Н. И. Коммунистическая партия — организатор массового колхозного движения (1929-1932 гг.). М., 1966 и др.
3 Арутюнян Ю. В. Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны. М., 1970; Зеленин И. Е. Совхозы СССР. 1941-1950. М., 1969; Волков И. М. Трудовой подвиг советского крестьянства в послевоенные годы. Колхозы СССР в 1946-1950 гг. М., 1972; Вылцан М. А. Восстановление и развитие материально-технической базы сельского хозяйства (1945-1958). М., 1976 и др.
8

ной деревни в 1940-е — начале 1950-х гг. убедительно доказывалась необоснованность утверждений о росте производительности труда в колхозах и расширенном сельскохозяйственном воспроизводстве в годы войны, рассмотрено тяжелое положение в аграрной сфере после победы над фашизмом. Вместе с тем давление партийной идеологии, постоянно звучавшая из стана официальной науки критика ограничивали возможность дальнейшей объективизации научных знаний по указанным выше проблемам, не позволяя донести новые оценки и суждения до широких читательских масс.
Аграрная проблематика в то же время активно разрабатывалась и на уровне отдельных регионов РСФСР, при этом наиболее перспективным оказалось выявление их особенностей в ходе реализации основных задач политики в деревне1. Первыми научными исследованиями, в которых были привлечены статистические источники и широкий круг архивных документов по истории колхозного строительства в Мордовии, стали книги С. С. Ивашкина и М. В. Агеева2. Однако их содержание и выводы не вышли за рамки сложившейся к тому времени официальной традиции освещения истории советской деревни, фактически не затрагивались особенности «социалистического» переустройства сельского хозяйства республики, показывались лишь его позитивные результаты.
Впервые на особенности коллективизации Мордовии, в частности на степень социального расслоения крестьянства, темпы колхозного строительства и его завершение, размах «кулацких» выступлений и др., обратили внимание в своих статьях Л. Г. Филатов, М. В. Дорож-кин и И. Я. Яшкин3. Отдельные вопросы, связанные с развитием до
1 Осколков Е. Н. Победа колхозного строя в зерновых районах Северного Кавказа. Ростов н/Д., 1973; Каревский Ф. А. Коллективизация сельского хозяйства в Среднем Поволжье в годы первой пятилетки // Учен. зап. Куйбыш. пед. ин-та, ист.-фил. ф-т. Куйбышев, 1963. Вып. 41. С. 117-334; Кузнецов И. Д. Некоторые особенности сплошной коллективизации сельского хозяйства Чувашской АССР // Вопросы истории социалистического преобразования и развития сельского хозяйства Чувашской АССР: сб. статей. Чебоксары, 1985. С. 21-51; Михайлов В. М. Организационно-хозяйственное укрепление колхозов и развитие социалистических отношений в сельском хозяйстве Чувашской АССР в годы третьей пятилетки (1938-1940) // Вопросы истории социалистических преобразований и развития сельского хозяйства Чувашской АССР: сб. статей. Чебоксары, 1985. С. 72-98; Ерошкин В. А. Основные этапы становления советского колхозного крестьянства // Вопросы аграрной истории Марийской АССР: сб. статей. Йошкар-Ола, 1984. С. 68-76 и др.
2 Ивашкин С. С. Рабочий класс в борьбе за победу колхозного строя в Мордовии. Саранск, 1957; Агеев М. В. Победа колхозного строя в Мордовской АССР. Саранск, 1960 и др.
3 Филатов Л. Г. О некоторых особенностях коллективизации сельского хозяйства в Мордовии // История СССР. 1968. № 6. С. 113-125; Дорожкин М. В. Некоторые
9

военной деревни, рассматривались также в работах В. С. Тягушева, показавшего роль сельских Советов в ходе проведения коллективизации, А. П. Лебедева, изучавшего деятельность политотделов совхозов Мордовии в 1933-1940 гг., и др.1
Своеобразную черту под советским этапом изучения советской деревни республики подвел вышедший в 1987-1989 гг. коллективный труд «История советского крестьянства Мордовии». Вовлечение в научный оборот новых архивных источников позволило показать в первой его части, что сельское хозяйство мордовского края к концу 1920-х гг. в целом восстановило дореволюционный потенциал и единоличное хозяйство не переживало упадка (А. П. Лебедев), в доколхозной деревне богатые хозяйства не играли существенной роли в социально-экономических отношениях (В. С. Лунин), а также попытаться оценить причины нестабильного развития колхозного строительства в 1932-1934 гг. (Л. Г. Филатов) и т. д. Начало «перестройки» оказало все же некоторое воздействие на содержание второй части этого коллективного труда, и его авторы (например, Ю. И. Сальников, В. С. Ивашкин) признали, что коллективизация осуществлялась преимущественно административными методами, отметили наличие ряда кризисных явлений в развитии колхозного сектора в Мордовии в предвоенные годы. В целом каких-либо существенных сдвигов, например в оценке довоенных преобразований, в этих трудах еще не произошло, хотя ряд положений, на которых они базировались, уже подвергся ревизии на общесоюзном уровне.
Перемены второй половины 1980-х гг. способствовали развертыванию взаимовыгодного сотрудничества отечественных и зарубежных исследователей, благодаря чему в отечественной историографии возродилось разгромленное в Советском Союзе в годы сталинской коллективизации, но получившее широкое признание среди западных ученых направление общественной науки — «Крестьяноведение», в рамках которого сформировался интернациональный коллектив ученых, существенно расширивших тематику исследований по аграрной проблематике, особенно в рамках междисциплинарного подхода. Этому в немалой степени способствовал проводившейся под эгидой
вопросы историографии колхозного строительства в Мордовии // Труды НИИЯЛИЭ при Совете министров МАССР. Саранск, 1975. Вып. 55. С. 3-19; Яшкин И. А. К истории коллективизации сельского хозяйства Мордовии // Расцвет и сближение уровней культуры народов Поволжья. Горький, 1975. С. 117-133.
1 Тягушев В. С. Советы Мордовии в борьбе за массовую коллективизацию // Вопросы истории и археологии МАССР. Саранск, 1972. Ч. 1. С. 17-38; Лебедев А. П. Деятельность политотделов по политическому и организационно-хозяйственному укреплению совхозов Мордовии (1933-1940 гг.) // Вопросы истории Мордовской АССР. Саранск, 1982. С. 40-56; и др.
10

Института Российской истории РАН и Междисциплинарного академического центра социальных наук (Интерцентра) под руководством В. П. Данилова и Т. Шанина теоретический семинар «Современные аграрные концепции». Благодаря публикациям материалов семинара настраницахжурнала«Отечественнаяистория»иежегоднике«Кресть-яноведение» российские исследователи получили возможность ознакомиться с теоретическими достижениями общественной науки за рубежом о крестьянах и крестьянских обществах, о путях и особенностях процесса модернизации этих обществ в различных странах и регионах, об альтернативах в историческом процессе, а также с научными взглядами российских историков по данным вопросам. Особый интерес в этом отношении представляют обсуждения работ Т. Шанина о сущностных характеристиках крестьянства1, М. Левина с глубоким анализом политики коллективизации с точки зрения объективных условий и потребностей общества2, Ш. Мерля о недочетах и недостатках в проведении экономической политики в 1925-1928 гг., избежав которые можно было продолжить политику нэпа без срыва в насильственную коллективизацию3, Г. Хантера и Я. Шимера о возможности развития сельского хозяйства Советского Союза в 1930-е гг. без коллективизации4, Р. Маннинг о новой волне репрессий в деревне в 1937 г.5 и др. Одновременно с начала 1990-х гг. в России стали широко публиковаться на русском языке статьи и книги Т. Шанина, Р. Дэвис, Ш. Фицпатрик, Л. Виолы, Ш. Мерля, Дж. Скотта и др.6
1 См.: Современные концепции аграрного развития: теоретический семинар // Отеч. история. 1992. № 5; Шанин Т. Понятие крестьянства // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992 и др.
2 См.: Современные концепции аграрного развития: теоретический семинар // Отеч. история. 1994. № 4-5.
3 См.: Там же. 1995. № 3.
4 См.: Там же. № 6.
5 Маннинг Р. Политический террор как политический театр. Районные показательные суды 1937 г. и массовые операции // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939: док. и материалы: В 5 т. Т. 5. 1937-1939. Кн. 1. 1937. М., 2004. С. 51-71.
6 См.: Шанин Т. Понятие крестьянства // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992; Он же. Кооперация и коллективизация // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992; Скотт Дж. Оружие слабых: обыденные формы сопротивления крестьян // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1996. М., 1996; Дэвис Р. У. Вторая пятилетка: механизм смены экономической политики // Отечественная история. 1994. № 3; Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М., 2001; Мерль Ш. Голод 1932-1933 гг. — геноцид украинцев для осуществления политики русификации? // Отечественная история. 1995. № 1 и др.
11

С начала 1990-х гг. в научный оборот был введен огромный пласт архивных документов из многочисленных областных и республиканских архивохранилищ, что способствовало появлению новых исследований по аграрной тематике в большинстве регионов Российской Федерации1.
Характеризуя современное состояние отечественной историографии, заметим, что ряд историков, среди которых В. П. Данилов, Н. И. Ивницкий, И. Е. Зеленин, В. В. Кондрашин, Н. Л. Рогалина и др.2, не подвергая сомнению необходимость модернизации мелкотоварного крестьянского хозяйства, сталинскую модель коллективизации считают все же наименее соответствующей интересам того общества и государства. С их точки зрения, форсирование сплошной коллективизации в СССР привело к дезорганизации и упадку аграрного производства, раскрестьяниванию и гибели основных производителей сельскохозяйственной продукции из-за массовых репрессий, депортаций и голода 1932-1933 гг., при этом кризисные явления не были преодолены и в последующие годы уже в рамках господствующего колхозного строя, и если бы не война с Германией (1941-1945 гг.), «законсервировавшая» колхозы и сам сталинский режим, то его реформирование было бы неизбежным. В публикациях М. А. Вылцана опровергается тезис об эффективности колхозного строя в годы войны, оказавшегося на грани развала, дается правдивая картина тяжелейшего матери
1 Никитина О. А. Коллективизация и раскулачивание в Карелии (1929-1932 годы). Петрозаводск, 1997; Ялтаев И. Ф. Коллективизация сельского хозяйства в Марийской автономной области в 1929-1936 гг.: дис. канд. ист. наук. Казань, 1999; Якоб В. В. Коми крестьянство в 1920-1930-е гг.: автореф. дис. канд. ист. наук. Сыктывкар, 2005; Касимов Е. В. Крестьянство Чувашии и политика государства по коллективизации сельского хозяйства: (1917-1937 гг.): автореф. дис. канд. ист. наук. Чебоксары, 2004; Кротова Т. А. Раскулачивание тамбовского крестьянства (1929-1934 гг.): автореф. дис. канд. ист. наук. Тамбов, 2005; Сайфуллина Н. Р. Социальное развитие деревни в 1946-1953 гг.: (на материалах Башкирской АССР): автореф. дис. канд. ист. наук. Уфа, 2004; Хисамутдинова Р. Р. Аграрная политика Советского государства и ее осуществление на Урале (1940 — март 1953): автореф. дис. д-ра ист. наук. Оренбург, 2004 и др.
2 См.: Данилов В. П. Введение (Истоки и начало деревенской трагедии) // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: док. и материалы: В 5 т. Т. 1. Май 1927 - ноябрь 1929. М., 1999. С. 13-67; Ивницкий Н. А. Введение (Развертывание «сплошной коллективизации») // Там же. Т. 2. Ноябрь 1929 — декабрь 1930. М., 2000. С. 7-29; Зеленин И. Е. Введение (Кульминация крестьянской трагедии) // Там же. Т. 3. Конец 1930 - 1933. М., 2001. С. 7-47; Кондрашин В. Голод: 1932-1933 годы в советской деревне (на материалах Поволжья, Дона и Кубани). Самара; Пенза, 2002; Он же. Голод 1932-1933 годов: трагедия российской деревни. М., 2008; Рогалина Н. Л. Индустриализация в рамках нэпа и перспективы советской модернизации // Экон. история: ежегодник. 2006. М., 2006. С. 366-385.
12

ального положения советского крестьянства1. Из работ В. П. Попова и В. Ф. Зимы можно сделать вывод, что проводимая руководством СССР во второй половине 1940-х — начале 1950-х гг. политика ужесточения эксплуатации деревни на фоне приоритетного восстановления и развития военно-промышленного комплекса способствовала обострению социально-экономического кризиса в аграрной сфере2.
В то же время в современных публикациях присутствуют и более умеренные оценки результатов сталинской аграрной политики. Так, негативно оценивая методы коллективизации и «раскулачивания», а также чрезмерные жертвы среди крестьянства, ряд исследователей полагают, что это была определенная плата за преодоление военно-экономической отсталости СССР в условиях враждебного окружения3, при этом «авантюрный» индустриальный скачок выступал как наиболее реалистичный вариант социально-экономического развития СССР, а «нормальное» развитие было бы авантюрным4, что колхозный строй доказал свою жизненную силу в годы войны 1941— 1945 гг.5
В Мордовии первыми из исследователей, предпринявшими попытку в конце 1980-х — начале 1990-х гг. отойти от традиционного изложения истории деревни в 1930-е гг., стали А. А. Красников, рассмотревший изменение социально-демографической структуры сельского населения, и Л. Г. Филатов, обозначивший основные проблемы и особенности коллективизации региона6.
В новейшей историографии истории деревни Мордовии в конце 1920-х — начала 1950-х гг. выделяются несколько актуальных научных направлений. Так, проблема функционирования крестьянской общины на территории Мордовии в годы нэпа, ее взаимоотношения
1 Вылцан М. А. Крестьянство России в годы большой войны 1941-1945 гг. Пиррова победа. М., 1995; Он же. Приказ и проповедь: способы мобилизации трудовых ресурсов деревни в годы войны // Отечественная история. 1995. № 3. С. 49-67.
2 Попов В. П. Экономическая политика советского государства. 1946-1953 гг. Тамбов, 2000; Зима В. Ф. Голод в СССР 1946-1947 годов: происхождение и последствия. М., 1996 и др.
3 Новейшая история Отечества. XX век: учеб. для вузов: в 2 т. М., 1998. Т. 2. С. 70-71.
4 БохановА.Н. История России. ХХвек/А.Н.Боханов,М.М.Горинов, В. П. Дмит-риенко и др. М., 1998. С. 302.
5 Милосердое В. В. Аграрная политика России — XX век. М., 2002. С. 143.
6 Красников А. А. Население Мордовии в 20-30-е гг.: структура, воспроизводство, миграция: автореф. дис. канд. ист. наук. М., 1991; Филатов Л. Г. Коллективизация в Мордовии: проблемы, особенности, время завершения // На перекрестке мнений. Саранск, 1990. С. 188-199.
13

с советской властью анализировали Т. В. Еферина1 и А. П. Солдат-кин2, рассмотревший, кроме того, и особенности деятельности местных органов управления во время коллективизации. Влияние советской налоговой политики в указанный период на крестьянское хозяйство было подробно изучено О. И. Марискиным3. Ряд проблем, связанных с осуществлением коллективизации в начале 1930-х гг., ее социально-демографические последствия для мордовского народа, а так же репрессивная политика рассматривались В. К. Абрамовым4. Исследования сельскохозяйственного производства и положения колхозного крестьянства республики в годы Великой Отечественной войны представлены публикациями В. П. Лузгина и С. В. Митина5, напряженных взаимоотношений власти и крестьянства в послевоенный период — В. А. Ломшина6.
Процесс насильственной ломки традиционного крестьянского уклада в 1930-х гг. и социально-экономические последствия «революции сверху» для аграрной сферы Мордовии, политика «раскулачивания», «Большой террор» в деревне, формы и методы социального протеста крестьянства в 1930-1940-е гг., кризис сельского хозяйства в послевоенный период стали предметом исследования автора данной работы, в том числе в рамках трех научно-исследовательских грантов Российского гуманитарного научного фонда7.
1 Еферина Т. В. Крестьянская община на территории Мордовии в период с 60-х гг. XIX века по 30-е гг. XX века: автореф. дис. канд. ист. наук. Саранск, 1995; Она же. Крестьянская община и власть (1861-1936) // Крестьяне и власть: тез. докл. и со-общ. Тамбов, 1995. С. 31-33 и др.
2 Солдаткин А. П. Органы исполнительной власти Мордовии в 1928-1937 гг. (Структура, функции, кадровый состав): автореф. дис. канд. ист. наук. Саранск, 1998; Он же. Община и власть Мордовии в 1920-е гг. // Проблемы новейшей истории и этнографии мордовского края: тр. науч.-теоретич. конференции. Саранск, 2003. С. 159— 168 и др.
3 Марискин О. И. Крестьянство и власть: практика налогообложения в период нэпа // Гуманитарий: альманах. 2004. № 4. С. 89-91; Он же. Государево тягло. Налогообложение крестьянства России во второй половине XIX — первой трети XX века (по материалам Среднего Поволжья). Саранск, 2004 и др.
4 Абрамов В. К. Мордовский народ (1897-1939). Саранск, 1996.
5 Лузгин В. П. Народное хозяйство Мордовской АССР в годы Великой Отечественной войны (1941-1945): автореф. дис. канд. ист. наук. Саранск, 1995; Митин С. В. Крестьянство Мордовии в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.): автореф. дис. канд. ист. наук. Саранск, 1997 и др.
6 См.: Ломшин В. А. Деревня Мордовии в послевоенные годы. Саранск, 2006; Он же. Крестьянство и власть Мордовии в послевоенный период (1946 — середина 1950-х гг.). Саранск, 2008 и др.
7 Надькин Т. Д. Аграрная политика советского государства и крестьянство в конце 1920-х — начале 1950-х гг. (по материалам Мордовии): автореф. дис. д-ра ист. наук. Са-
14

Источниковая база монографии включает в себя широкий круг как опубликованных, так и неопубликованных источников различных типов, что дает возможность для взаимной проверки содержащейся в них информации.
Основой работы стали неопубликованные документы и материалы из Центрального государственного архива Республики Мордовия (ЦГА РМ), Государственного архива Самарской области (ГАСО), Государственного архива социально-политической истории Самарской области (ГАСПИ СО), Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ).
В силу территориальной специфики исследования базовыми стали архивы Саранска и Самары, в которых было обследовано 35 фондов, наиболее значимыми среди них явились: фонды Мордовского окружного (Ф. Р-149) и областного (Ф. Р-238) исполнительных комитетов, фонд Совета министров МАССР (Ф. Р-228), фонды Мордовского окружного (Ф. 326-П) и областного (Ф. 269-П) комитетов ВКП(б), фонд Статистического управления МАССР (Ф. Р-662), фонд Земельного управления Мордовского облисполкома (Ф. Р-309), фонд Прокуратуры Мордовской автономной области (Ф. Р-437), фонд Министерства здравоохранения МАССР (Ф. Р-435), фонд Министерства сельского хозяйства МАССР (Ф. Р-516), фонд архива УФСБ РФ по РМ и др. Кроме того, в архивах Самарской области изучались фонды Средневолжского краевого исполнительного комитета (Ф. Р-779), Куйбышевской краевой прокуратуры (Ф. Р-1061), фонд Средневолжского краевого комитета ВКП(б) (Ф. 1141).
По своему характеру использованные архивные документы относятся к разным группам письменных источников, подчас существенно отличающимся по степени достоверного отображения действительности и информационной насыщенности. Для нас наибольшее значение имели секретные постановления Средневолжского крайисполкома и крайкома, Мордовского обкома и облисполкома, Совета министров МАССР, докладные записки, отчеты в вышестоящие инстанции, хранящиеся в самых различных архивных фондах (например, Мордовского облисполкома, Совета министров МАССР, Мордовского обкома ВКП(б) и т. д.). Перегруженные идеологическими штампами, они все же дают больше достоверных сведений о методах реализации аграрной политики, отношении к ней крестьянства, со
ранск, 2007; Он же. Деревня Мордовии в годы коллективизации. Саранск, 2002; Он же. Сталинская аграрная революция и крестьянство (на материалах Мордовии). Саранск, 2006; Он же. Деревня Мордовии в 1932-1933 гг.: хлебозаготовки, голод и репрессии // Отечественная история. 2006. № 4. С. 61-69 и др.
15

стоянии сельскохозяйственного производства и т. п., чем официальные выступления руководителей Мордовии или сообщения в печати. Необходимо отметить, что власть обладала информацией о реальном положении дел в деревне из секретных сообщений вначале Мордовского облотдела ОГПУ, а затем УНКВД и МВД МАССР, а также Прокуратуры области и республики, но она в то время оставалась известной лишь ограниченному кругу лиц.
Существенно обогатило эмпирическую базу исследования использование документов из архива УФСБ РФ по РМ, в котором были выявлены прежде всего сведения о массовых депортациях весной 1930 г. и в первой половине 1931 г., а также об учете «антисоветского» элемента по районам МАССР накануне войны, из Госархива РФ (фонд 4-го спецотдела МВД СССР. Ф. Р-9479) — об итогах реализации Указа от 2 июня 1948 г. о выселении из сельской местности лиц, уклоняющихся от трудовой деятельности, из ГАСО и ГАСПИ — о размахе крестьянских выступлений на протяжении 1931 г.
Для оценки социально-экономического развития доколхозной деревни большое значение имели материалы выборочных статистических исследований на основе группировок крестьянства по посеву, наличию рабочего скота и коров, сельскохозяйственного инвентаря, гнездовых переписей 1927-1929 гг. по стоимости всех средств производства и социальным отношениям. Подобные обобщенные данные по Мордовии представлены в таблицах книг «Мордовский округ Средне-Волжской области: культура и хозяйство» (1929) и «История советского крестьянства Мордовии. Часть 1» (1987), а также в фонде Статуправления МАССР. Важнейшим источником сведений об эффективности обобществленного производства на территории Мордовии, участии в нем колхозников и уровне их доходов стали годовые отчеты колхозов, хранящиеся в ЦГА РМ. Необходимо отметить, что в рассматриваемый период региональная статистика не отличалась особой точностью. Так, сведения о поголовье отдельных видов скота, валовых сборах зерновых культур, материально-технической обеспеченности МТС и др., относящиеся к одному и тому же году, но составленные в разное время, порой существенно различаются, поэтому их использование требует осторожности и тщательной перепроверки.
Нами исследованы также документы социально-политической статистики: опубликованные материалы переписей населения, сведения о естественном движении населения, о распространении острозаразных заболеваний, дистрофии в годы послевоенного голода (фонды Совета министров, Статуправления и Министерства здравоохранения, сборник «Мордовия 1941-1945 гг.» и др.), о массовых выступлениях начала 1930-х гг., о размахе репрессивной политики в деревне (фонды органов исполнительной власти ЦГА РМ, Прокура
16

туры Мордовской АО и Куйбышевского края, фонды Мордовского обкома партии).
Для характеристики аграрной политики советского государства в конце 1920-х — начале 1950-х гг. были изучены выступления руководителей коммунистической партии и советского правительства (И. В. Сталина и его окружения), документы ЦК ВКП(б), высших органов государственной власти и управления (ЦИК и СНК СССР), определявших и законодательно оформлявших ее в указанное время. Значительная часть из них была издана еще в советское время, например, в сборниках «И. В. Сталин. Сочинения» (1951), «Коллективизация сельского хозяйства. Важнейшие постановления Коммунистической партии и советского правительства. 1927-1935» (1957), «КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК» (разные издания) и др. С точки зрения выбора региона исследования научный интерес для нас представляли нормативные документы местных советских и партийных органов в сборниках «Коллективизация сельского хозяйства в Среднем Поволжье (1927-1937 гг.)» (1970), «Победа колхозного строя в Мордовской АССР» (1970), «Мордовия в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.» (1962), «Социалистическое сельское хозяйство Мордовской АССР. 1945-1980 гг.» (1984). В опубликованных несекретных нормативных и делопроизводственных документах излагалась официальная версия целей, задач и реализации ускоренной модернизации аграрной сферы в общегосударственном масштабе, на уровне отдельных республик и областей, пропагандировались достигнутые успехи колхозной системы в решении задачи обеспечения фронта и тыла необходимыми ресурсами, а также трудовой подвиг крестьянства в военные и послевоенные годы.
Начавшийся с 1990-х гг. процесс рассекречивания архивных фондов позволил ввести в научный оборот массу ранее недоступных материалов через публикацию статей и монографий и, что самое важное, начать издание сборников бывших секретных документов. В сборниках «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939», «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939», «Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение 1930-1940» и других собран обширный материал из центральных и региональных архивов, отражающий первоначальный этап «революции сверху», начавшейся со слома нэпа как государственной политики, развертывание сплошной коллективизации и «раскулачивания», размах социального протеста крестьянства в деревне в начале 1930-х гг., итоги первых пятилеток развития сельского хозяйства, новый всплеск массовых репрессий в деревне в годы «Большого террора». Эти материалы представляют высокую информативную ценность, поскольку
17

дают возможность оценить результативность проводимой аграрной политики в масштабах всей страны, а также выявить особенности этого процесса на уровне отдельных областей и республик России. Документы по послевоенной деревне опубликованы в книге •«Российская деревня после войны (июнь 1945 — март 1953)» (1993). К 50-летию победы вышел в свет сборник «Мордовия 1941-1945 гг.» (1995), из которого почерпнута информация о распространении пораженческих слухов в связи с началом войны, дезертирстве и уклонении от мобилизации, падении трудовой дисциплины в колхозах, голоде и инфекционных заболеваниях.
Из материалов периодической печати сталинской эпохи были использованы публикации органа ЦК ВКП(б) — газеты «Правда», а также газет, издававшихся в Мордовии, — «Завод и пашня» и «Красная Мордовия». При работе с газетными публикациями, касающимися экономического и социально-политического развития общества, учитывались их политическая тенденциозность, освещение главным образом успехов и достижений индустриализации и коллективизации. Показ же отдельных негативных явлений преподносился как результат преступных действий конкретных лиц или небольших групп.
Научный интерес представляют материалы рукописного фонда Научно-исследовательского института гуманитарных наук при Правительстве РМ, в котором содержатся документы по истории коллективизации Мордовии, извлеченные из архивов республики и Куйбышевской области, выписки из газеты «Красная Мордовия» (И-1268, И-1269 и др.), копии документов, не вошедших в сборник «Победа колхозного строя в Мордовской АССР» (И-652, И-671 и др.), а также материалы выборочного опроса (2006-2007 гг.) жителей сел Мордовии — очевидцев событий военных и послевоенных лет (И-1599).
Методологическая база исследования основывается на принципах историзма, системности, всесторонности и объективности, ориентирующих на исследование событий и явлений минувшей реальности во всей их сложности, противоречивости, взаимной обусловленности, в полном соответствии со спецификой исторической эпохи.
Поиск и апробация новых для отечественных историков теоретико-методологических подходов постижения советского прошлого России, после утраты марксизмом монополии в сфере научного познания, по-прежнему являются одной из самых актуальных проблем. Наибольшей популярностью пользуются три социологические макротеории — формационная, модернизационная и цивилизационная, но ни одна из них, обладая определенным набором достоинств и недостатков, не может претендовать на главенствующее положение. Оптимальным для анализа российской истории нам представляется использова-
18

ние современной концепции модернизации, суть которой в признании огромной вариативности ее моделей, осуществляемых в государствах, вставших на этот путь позднее стран евроатлантического мира и поэтому вынужденных их «догонять». Основные положения данной теории были использованы для достижения цели и решения основных задач работы, посвященной исследованию советской деревни в сталинскую эпоху, предполагающей сочетание макро- и микроуровневого подходов. Это дало возможность проанализировать не только процесс выработки и реализации модернизационной политики в аграрной сфере в ее глобальном масштабе, но и ее воплощение в жизнь на территории конкретного национально-государственного образования. Кроме того, был использован ряд положений формационного подхода, в рамках которого рассматриваются характерные черты такой социальной страты, как крестьянство, освещаются его место и роль в обществе, анализируются специфические черты развития аграрной сферы.
Мы также опирались на способы реализации современных методологических подходов, представленные в трудах таких ведущих отечественных исследователей советского крестьянства, как В. П. Данилов, И. Е. Зеленин, Н. А. Ивницкий, М. А. Вылцан, В. В. Кондрашин, В. Ф. Зима и др.
В ходе исследования использовались общенаучные (исторический и логический, восхождения от конкретного к абстрактному и наоборот, анализ и синтез, индукция и дедукция и др.) и специально-исторические (историко-генетический, историко-сравнительный, историко-типологический, историко-системный и др.) методы. Особое место занимает герменевтический подход, используемый для интерпретации содержания текстов опубликованных и неопубликованных документов, на которых базируется данная монография.
Монография стала определенным итогом более чем пятнадцатилетнего изучения многонациональной деревни Мордовии, в основе которого лежала кропотливая работа с архивными источниками. Надеемся, что читатель в той или иной степени знакомый с раскрываемыми в книге вопросами советской аграрной истории, почерпнет для себя новый материал, дающий пищу для размышлений о соотношении достижений и провалов довоенной модернизации сельского хозяйства, о тяжелом положении крестьянства во время войны 1941-1945 гг. и о той цене, которую оно заплатило в тылу за победу над врагом, о новых испытаниях деревни в период послевоенного восстановления народного хозяйства. Эта книга не претендует на всеобъемлющий охват истории крестьянства даже в рамках одного региона России — Республики Мордовия. Ряд проблем, особенно социокультурного плана, в силу различных причин остался вне сферы нашего внимания.

Глава 1
ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ И НАПРАВЛЕНИЯ АГРАРНОЙ ПОЛИТИКИ СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА В КОНЦЕ 1920-х - НАЧАЛЕ 1950-х гг.
Новая экономическая политика к 1927 г. в целом выполнила свою задачу по восстановлению разрушенного в ходе Первой мировой и Гражданской войн народного хозяйства страны. Однако это восстановление означало лишь возвращение к уровню 1914 г., в то время как западные страны в 1920-е гг. переживали экономический подъем и быстро уходили вперед1. На повестке дня вставали вопросы реконструктивного характера, связанные с дальнейшими путями и темпами развития промышленности и деревни СССР, представленной огромным количеством индивидуальных крестьянских хозяйств (около 25 млн) с довольно низкой товарностью.
Одновременно 1927-1928 гг. стали тем отправным пунктом, с которого начался процесс свертывания нэпа, приведший в конечном счете к развертыванию насильственной коллективизации и массовых репрессий. Здесь со всей очевидностью прослеживается связь с кардинальным изменением взглядов И. В. Сталина на основные направления внутренней политики на фоне усиления его власти по мере разгрома сначала «левой» оппозиции на XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 г., а затем и «правой» — на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в апреле 1929 г., а также нагнетания оборонного психоза. Очевидно, немаловажную роль в этом сыграл хлебозаготовительный кризис зимы 1927/28 г. (вынудивший даже ввести с 1928 г. карточную систему снабжения в городах), в то время как в руководстве партии распространялся миф о хлебном изобилии в деревне и возможности получения такого количества зерна, которое обеспечило бы решение проблемы средств для ускоренной индустриализации2.
1 Данилов В. П. Введение (Истоки и начало деревенской трагедии) // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939: док. и материалы: В 5 т. Т. 1. Май 1927 - ноябрь 1929. М., 1999. С. 17.
2 Данилов В. П. Там же. С. 21.
20

Необходимо было лишь «нажать», прежде всего на богатых крестьян («кулаков»), которые и были обвинены И. В. Сталиным в организации «хлебной стачки»1. Эти мифические хлебные запасы, установленные, например, на 1927/1928 гг. ЦСУ СССР почти в 900 млн пуд. (план хлебозаготовок в 740 млн пуд., из которых 195 млн предназначались на экспорт), сыграли «роковую роль» в изменении отношения партийно-советской власти к единоличному крестьянству2, все более и более склонявшейся к «чрезвычайщине».
Пожалуй, одним из наиболее убедительных доводов в пользу новой политики в деревне для И. В. Сталина и его окружения стал апробированный В. М. Молотовым на Урале и самим генеральным секретарем в Сибири в январе-феврале 1928 г. «урало-сибирский метод» хлебозаготовок, проводимый по принципу самообложения3 и основанный на «организации нажима» до полного выполнения заданий4. Тем не менее до самого широкого распространения данного метода необходимо было преодолеть известное сопротивление в партии и обществе.
Наиболее существенное сопротивление скатыванию к «чрезвычайщине» в высших эшелонах власти, по мнению В. П. Данилова, оказывали Н. И. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский и их сторонники5. Оценки «бухаринской» альтернативы неоднозначны. Например, В. П. Данилов, анализируя суждения Бухарина и Сталина, отмечает наличие двух принципиально различных позиций по поводу осуществления индустриализации и социалистического преобразования сельского хозяйства6. Ю. А. Васильев же считает, что между двумя лидерами партии по многим вопросам не было существенных разногласий7, а вопрос был лишь в умеренности и скоординированное™ тех или иных планов социалистического строительства. По признанию большинства историков, «бухаринский» вариант развития стра
1 Сталин И. Сочинения. Т. 11. М., 1953. С. 2.
2 Данилов В. П. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939: док. и материалы: В 5 т. Т. 1. Май 1927 - ноябрь 1929. М., 1999. С. 21,88.
3 В своих выступлениях И. Сталин неоднократно возвращался к данному методу, высоко оценивая его якобы «положительные результаты» в борьбе за хлеб. См.: Сталин И. Сочинения. Т. 12. М., 1953. С. 88. Данная оценка не претерпела существенных изменений и в советской историографии 1950-1980-х гг. См.: История крестьянства СССР: История советского крестьянства: В 5 т. Т. 2. Советское крестьянство в период социалистической реконструкции народного хозяйства. Конец 1927-1937. М., 1986. С. 37.
4 Данилов В. П. Указ. раб. С. 38.
5 Там же. С. 48.
6 Там же.
7 Васильев Ю. А. Модернизация под красным флагом. М., 2006. С. 258-261.
21

ны отличался апеллированием к решениям XV съезда партии, в которых шла речь о необходимости сочетания колхозного (на принципах добровольности) и совхозного строительства с подъемом индивидуальных бедняцко-середняцких хозяйств при систематическом вовлечении их в кооперацию, категорическим неприятием превращения чрезвычайных мер в отношении деревни в систему, а также критикой сталинского лозунга «обострения классовой борьбы» по мере продвижения к социализму1. Именно это, по мнению Г. А. Бордюгова и В. А. Козлова, являлось действительной альтернативой сталинизму2.
Отмена чрезвычайных мер в отношении деревни, произошедшая в июле 1928 г. благодаря Н. И. Бухарину, оказалась лишь временным отступлением перед усилением нажима на крестьянство в ходе новой хлебозаготовительной кампании, развернувшейся уже в ноябре 1928 г. В то же время до политической расправы с «правой» оппозицией в апреле 1929 г. «директивам и циркулярам центральных ведомств была присуща внутренняя противоречивость, связанная с постоянными напоминаниями о «революционной законности», о «недопустимости принудительных мер» к бедняцко-середняцким слоям3. После апрельского пленума нарастание государственного насилия, особенно в форме прямых репрессий (аресты, суды, высылки и т. д.) в отношении сельских жителей, было уже ничем и никем не ограничено. Значительно усилилась роль ОГПУ, которому поручалось «осуществление репрессий в хозяйственной сфере и к тому же против не запрещенной (пока еще. — Т. Я.) законом деятельности»4.
Новая волна «чрезвычайщины», инспирированная руководством компартии в 1929 г., оказалась намного сильнее, чем все предыдущие. Вполне естественно, что именно усиление государственного насилия вызвало ответную негативную реакцию крестьянства. Например, если за 1926 и 1927 гг. по СССР было зафиксировано всего 63 массовых выступления, то за 1928 г. — уже 709, а за 1929 г. — 13075.
На фоне продолжающейся «войны» за хлеб 7 ноября 1929 г. в газете «Правда» была опубликована статья И. В. Сталина «Год великого перелома», в которой говорилось «о коренном переломе в развитии нашего земледелия от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства к крупному и передовому колхозному земледелию, к совместной
1 Бордюгов Г. А. История и конъюнктура: субъективные заметки об истории советского общества. М., 1992. С. 103; Данилов В. П. Указ. раб. С. 47.
2 Там же.
3 Данилов В. П. Указ. раб. С. 59.
4 Там же. С. 62.
5 Там же. С. 63.
22

обработке земли, к машинно-тракторным станциям, к артелям, колхозам, опирающимся на новую технику, наконец, к гигантам-совхозам, вооруженным сотнями тракторов и комбайнов»1. Сталин утверждал, что партии уже «удалось повернуть основные массы крестьянства в целом ряде районов от старого, капиталистического пути развития, от которого выигрывает лишь кучка богатеев-капиталистов, а громадное большинство крестьян вынуждено прозябать в нищете, — к новому, социалистическому пути развития», организовать «коренной перелом в недрах самого крестьянства и повести за собой широкие массы бедноты и середняков, несмотря на неимоверные трудности, несмотря на противодействие всех и всяких темных сил, от кулаков и попов до филистеров и правых оппортунистов»2.
Об адекватности данной оценки реально складывающейся обстановки в советской деревне сказано уже достаточно много. Действительно, изменения в колхозном строительстве были значительны и превосходили задания первой пятилетки (к 1932/33 г. — 4,0-4,5 млн коллективизированных хозяйств или 16-18 % от общего числа крестьянских хозяйств в стране3). Так, удельный вес коллективизированных хозяйств составил по СССР к лету 1927 г. 0,8 %, к лету 1928 — 1,7, на 1 октября 1928 — 2,1, на 1 июня 1929 — 3,9, а на 1 октября 1929 - 7,6; по РСФСР - соответственно 0,7, 1,6, 3,7 и 7,4 %4. В то же время прирост количества колхозов с лета 1927 г. по октябрь 1929 г. по СССР в 4,5 раза и по РСФСР в 5,5 раза связан, главным образом, с товариществами по совместной обработке земли (ТОЗами), удельный вес которых вырос с 42,9 до 62,3 %5. Следовательно, крестьяне «руками и ногами» проголосовали за наиболее приемлемую для них форму организации общественного земледелия, которая предполагала меньшую степень обобществления средств производства, чем в сельхозартели, а тем более в коммуне. Так, если по данным на лето 1929 г. в ТОЗах было обобществлено 74,1 % посевов, 23,8 рабочего скота и 2,6 коров, то в сельхозартелях — 89,8 посевов, 62,6 рабочего
1 Сталин И. Сочинения. Т. 12. М., 1953. С. 124-125.
2 Там же.
3 Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов): учеб. пособие. М., 1996. С. 11.
4 История крестьянства СССР: История советского крестьянства: В 5 т. Т. 2. Советское крестьянство в период социалистической реконструкции народного хозяйства. Конец 1927-1937. М., 1986. С. 112, 124,126.
5 Коллективизация сельского хозяйства в СССР: пути, формы, достижения. Краткий очерк истории. М., 1982. С. 118. 171; История крестьянства СССР: История советского крестьянства: В 5 т. Т. 2. Советское крестьянство в период социалистической реконструкции народного хозяйства. Конец 1927 - 1937. М., 1986. С. 127.
23

скота, 39,7 коров, а в коммунах данные показатели достигали почти 100 /б1. При этом если бедняки предпочитали коммуны (78 %), то середняки именно ТОЗы (36 %), а затем уж сельхозартели (29 %)2.
Решающий шаг был сделан. Однако если методы решения задач индустриального прорыва за счет приоритетного развития отраслей тяжелой промышленности как будто были более или менее ясны, то в отношении преобразования единоличной деревни руководство страны во главе с И. В. Сталиным, по оценке исследователей, не имело ни разработанной аграрной программы, ни четких инструкций по ее проведению, а сами решения принимались фактически «на ходу»3. Тем не менее цель была определена — создание крупного коллективного земледелия, опирающегося на новую технику, вплоть до гигантов-совхозов, оснащенных сотнями тракторов и комбайнов, и ее необходимо было достигнуть в кратчайшие сроки.
Осуществление коллективизации сельского хозяйства к настоящему времени получило достаточно широкое освещение в отечественной и зарубежной историографии. Пожалуй, политика в деревне с осени 1929 г. по 1932/1933 гг., как наиболее неконструктивная по отношению к большей части сельского населения, отождествлявшаяся с насильственной коллективизацией, «раскулачиванием» и массовыми депортациями крестьян, получила самое единодушное отрицание исследователей, придерживающихся различных оценок в целом на результаты сталинской модернизации деревни.
Дальнейшее развитие коллективизации связано с решениями пленума ЦК ВКП(б), состоявшегося 10-17 ноября 1929 г. Обсуждение вопросов колхозного строительства на пленуме проходило «в обстановке неоправданного оптимизма, восхваления мнимых успехов, игнорирования недостатков и перегибов в коллективизации»4. В постановлении пленума подчеркивалось, что «бурный рост колхозного движения» поставил «задачу сплошной коллективизации уже перед отдельными областями»5.
Сразу после пленума фактически начался пересмотр принятых ранее заданий в сторону максимального форсирования коллективизации. Например, по новому плану, утвержденному CHK РСФСР, к весне 1930 г. предусматривалось коллективизировать 6640 тыс. хо
1 История крестьянства СССР. Т. 2. С. 128.
2 Там же. С. 128.
3 Васильев Ю. А. Указ. раб. С. 235.
4 Ивницкий Н. А. Указ. раб. С. 27.
5 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 4. 1929-1939. М., 1970. С. 345.
24

зяйств (34 %), число колхозов довести до 56 тыс.1 В целом по СССР весной 1930 г. посевная площадь колхозов должна была превысить 44 млн га (У3 посевной площади страны), что было в два с лишним раза больше, чем намечалось ноябрьским пленумом ЦК2.
Несмотря на то что в конце 1929 г. в ряде регионов РСФСР и СССР практически уже были приняты решения о переходе к сплошной коллективизации, разработка конкретных мероприятий по ее развертыванию только началась с организацией в начале декабря 1929 г. комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) во главе с наркомом земледелия СССР Я. А. Яковлевым. Определение примерных сроков коллективизации поручалось подкомиссии Г. Н. Каминского, которая при разработке данного вопроса исходила из первоначальных указаний о том, что «сплошная коллективизация в основных зерновых районах должна была быть закончена в 2-3 года и в остальных районах в основном в ходе пятилетки, причем последним не исключается возможность оставить известный резерв, выходящий за пятилетие»3.
Уже в ходе обсуждения темпов организации колхозов в комиссии выявились две точки зрения. Одни (например, Я. А. Яковлев) считали, что «несмотря на бурный рост колхозного движения, имеет место искусственное форсирование темпов, нездоровая погоня за процессом коллективизации, административный нажим в ряде мест»4, другие (например, Б. П. Шеболдаев) выступали за сокращение сроков коллективизации и отрицали указанные выше факты.
В первом варианте проекта комиссии Я. А. Яковлева, представленной в Политбюро ЦК 22 декабря 1929 г., были указаны сроки, за которые выступал сам председатель комиссии. Но последнее слово оставалось за И. В. Сталиным, который сделал поправки к первому проекту, предполагавшие именно ускорение темпов. В итоге текст постановления существенно отличался от первоначального варианта.
В принятом 5 января 1930 г. постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» говорилось, что «коллективизация таких важнейших зерновых районов, как Нижняя Волга, Средняя Волга и Северный Кавказ, может быть в основном закончена осенью 1930 г., или, во всяком случае, весной 1931 г.; коллективизация же других
1 Ивницкий Н. А. Указ. раб. С. 32.
2 Там же. С. 33.
3 Ивницкий Н. А. История подготовки постановления ЦК ВКП(б) «О темпах коллективизации сельского хозяйства» от 5 янв. 1930 г. // Источниковедение истории советского общества. Вып. 1. М., 1964. С. 266.
4 Там же.
25

2 Т.Д.Надькин Сталинская аграрная политика и крестьянство Мордовии


зерновых районов может быть в основном закончена осенью 1931 г. или, во всяком случае, весной 1932 г.»1.
Провозглашение курса на форсирование «сплошной коллективизации» поставило во главу угла решение судьбы тех крестьянских хозяйств, которые числились «кулацкими». Отсутствие единого мнения в верхних эшелонах партийно-советской власти по данному вопросу проявилось в ходе работы комиссии во главе с Я. А. Яковлевым, созданной в начале декабря 1929 г. (например, возможность принятия «кулаков» на определенных условиях в колхозы)2. Выступление И. В. Сталина на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г., в котором он заявил о переходе к «политике ликвидации кулачества как класса» как о свершившемся факте, о недопустимости принятия «кулака» как «заклятого врага колхозного движения» в колхозы3, должно было пресечь любые попытки «мягкого» решения судьбы зажиточного крестьянства.
По мнению Н. А. Ивницкого, планы проведения массовых репрессий в деревне разрабатывались тщательно и обстоятельно4. Разработкой официальных документов по вопросу о «кулачестве» занялась созданная 15 января 1930 г. специальная комиссия во главе с секретарем ЦК ВКП(б) В. М. Молотовым5. Но еще раньше (11 января) заместитель председателя ОГПУ Г. Г. Ягода в записке руководящим работникам ОГПУ писал, что в связи с обострением обстановки в деревне «необходимо немедленно наметить целый ряд мер в отношении сплошной очистки деревни от кулацких элементов... если мы... как во время хлебозаготовок, не нанесем удара, мы к моменту весенней посевной кампании будем иметь ряд сплошных восстаний и срыв кампании. Нам необходимо до марта-апреля расправиться с кулаком и раз навсегда сломать ему хребет»6. 18 января были разосланы еще две телеграммы полномочным представителям ОГПУ, в которых ставилась задача привести органы ОГПУ в состояние мобилизационной готовности и пресекать любые попытки организованного сопротив
1 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 5. С. 74; Трагедия советской деревни. Т. 2. С. 85-86.
2 См. подробнее: Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов): учеб. пособие. М., 1996. С. 61-65.
3 Сталин И. В. Сочинения. Т. 12. М., 1949. С. 170.
4 Ивницкий Н. А. Репрессивная политика Советской власти в деревне (1928-1933 годов). М, 2000. С. 129.
5 Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов): учеб. пособие. М., 1996. С. 66.
6 Цит. по: Ивницкий Н. А. Репрессивная политика Советской власти в деревне (1928-1933 годов). М., 2000. С. 130.
26

ления. Окончательные же директивы по каждому району предполагалось дать «после решения вопроса в соответствующих инстанциях»1. Наряду с секретными директивами ОГПУ широкомасштабная кампания по объявлению «кулачеству» войны развернулась как в центральной (например, газета «Правда»), так и в региональной печати. Отсутствие официальных документов развязало руки местным руководителям, которые стали действовать, часто исходя из собственных соображений, пытаясь как можно быстрее расправиться с «кулаками» и другим «контрреволюционным элементом».
Ключевым решением в политике и практике «раскулачивания» стало постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г. «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», разработанное комиссией под руководством В. М. Молотова. В нем указывалось, с одной стороны, на необходимость «провести наиболее организованным путем начавшийся в районах сплошной коллективизации процесс ликвидации кулацких хозяйств», а с другой — признавалась срочность проведения ликвидации «кулацких» хозяйств «в связи с приближающейся сельскохозяйственной кампанией»2. Постановление предписывало провести конфискацию у кулаков средств производства, скота, хозяйственных и жилых построек, предприятий по переработке сельскохозяйственной продукции и семенных запасов. Хозяйственное имущество и постройки передавались в неделимые фонды колхозов в качестве взносов бедняков и батраков, часть средств шла на погашение долгов «кулацких» хозяйств государству и кооперации.
«Кулацкий слой» делился на три категории: «а) первая категория — контрреволюционный кулацкий актив немедленно ликвидировать путем заключения в концлагеря, не останавливаясь в отношении организаторов террористических актов, контрреволюционных выступлений и повстанческих организаций перед применением высшей меры репрессии; б) вторую категорию должны составить отдельные элементы кулацкого актива, особенно из наиболее богатых кулаков и полупомещиков, которые подлежат высылке в отдаленные местности СССР и в пределах данного края в отдаленные районы края; в) в третью категорию входят оставляемые в пределах района кулаки, которые подлежат расселению на новых отводимых им за пределами колхозных хозяйств участках»3. Число «раскулаченных» по районам не должно было превышать 3-5 %, при этом репрессивные меры не
1 Цит. по: Ивницкий Н. А. Репрессивная политика Советской власти в деревне (1928-1933 годов). М, 2000. С. 133.
2 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Т. 2. С. 126.
3 Там же.
27

распространялись на середняцкие хозяйства, семьи красноармейцев и командного состава Красной армии. Основное содержание постановления и практические меры по ликвидации «кулачества» в районах сплошной коллективизации были оформлены в законодательном порядке в постановлении ЦИК и СНК СССР «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством» от 1 февраля 1930 г.1 и разъяснены в секретной инструкции ЦИК СССР «О конфискации имуществ, выселении и расселении кулаков» от 4 февраля 1930 г.2
Январские постановления партии и правительства еще сильнее подстегнули репрессии и насилие в ходе первой попытки развертывания сплошной коллективизации. Если на 20 января 1930 г. коллективизация в СССР составляла 21,6 %, в РСФСР — 23,5, в Средне-волжском крае — 39, в Нижегородском крае — всего 7,1, то уже через месяц (20 февраля) — 52,7, 54,4, 54,3 и 45,3 %3 соответственно.
В условиях безудержной гонки коллективизации в январе-феврале 1930 г. широко применялись различные методы принуждения при организации колхозов. Ускорению темпов коллективизации способствовало и одновременное развертывание политики «раскулачивания». По данным статистического обследования, к осени 1929 г. удельныйвесмелкокапиталистических («кулацких» )хозяйств в целом по СССР вследствие проводившихся «хозяйственно-политических» кампаний 1928-1929 гг. существенно снизился и составил: по СССР 2,3 %, по РСФСР — 2,2, в том числе в Центрально-Черноземной области — 0,7, на Северном Кавказе — 2,4, на Средней Волге — 1,2, на Нижней Волге — 2,5, в Сибирском крае — 1,8 %4, что было значительно меньше, чем, например, введенные постановлением от 30 января ограничения. По справке Особого отдела ОГПУ (от 15 июля 1931 г.) в Советском Союзе насчитывалось 622 562 «кулацких» хозяйств (или 2,44 %), из которых 341 895 хозяйств в 1930 г. подверглось «раскулачиванию», из них 112 698 были выселены в спецпоселения5. Например, по Средневолжскому краю было «раскулачено» 43 993 хозяйства,
1 Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение. 1930-1940: В 2 кн. Кн. 1. М., 2005. С. 50-51.
2 Там же. С. 62-65.
3 Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов): учеб. пособие. М, 1996. С. 86.
4 Данилов В. Советская деревня 1930-1934 гг. по документам ОГПУ-НКВД. Книга 1 (1930-1931 гг.).//Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939 г.: док. и материалы: В 4 т. Т. 3.1930-1934 гг. Кн. 1. 1930-1931 гг. М„ 2003. С. 29.
5 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т. 3. Кн. 1. С. 716-717.
28

или 3,7 %, по Нижневолжскому краю — 59 584 хозяйства, или 4,3 %, по Центрально-Черноземной области — 90 ООО хозяйств, или 4,5 и т. д., что существенно отличается от указанных выше статистических данных. Районами выселения «раскулаченных» были определены Северный край, Урал, Сибирь и Казахстан2.
Имущество, конфискованное у раскулаченных и переданное в неделимые фонды колхозов, играло существенную роль в обеспечении последних сельхозорудиями, рабочим и продуктивным скотом и т. д. Если исходить из сведений, составленных на основе рапортов колхозов к XVI съезду ВКП(б) (июнь 1930 г.), стоимость переданного имущества по СССР оценивалась в 175 419 тыс. руб., что составляло 34,4 % от стоимости неделимого капитала колхозов3, а согласно речи И. В. Сталина на XVI съезде — 400 млн руб.4
Насилие и принуждение, репрессии в ходе коллективизации и «раскулачивания», глумление над религиозными чувствами верующих вызвали широкое протестное движение в стране. Особую тревогу вызывал размах массовых «антисоветских проявлений в деревне». В докладной записке СПО ОГПУ от 15 марта 1931 г. сообщалось, что в 1929 г. из 1307 массовых выступлений 403 (30,7 %) возникли на «почве хлебозаготовок», 307 (23,5 %) на «религиозной почве» и только 86 (6,5 %) на «почве коллективизации». В 1930 г. картина изменилась кардинально: «на почве коллективизации и раскулачивания» зафиксировано 9721 (70,6 %) из 13 754 выступлений5. При этом на январь-май 1930 г. приходится 11 346 выступлений, или 82 % от их количества. Всего в 10 071 массовом выступлении с установленным количеством участников приняли участие 2 468 625 чел.6
Обстановка в деревне к концу зимы накалилась до предела. Как отмечает Н. А. Ивницкий, крестьянские выступления «перерастали в повстанческое движение». В условиях создавшейся угрозы существованию советской власти руководство страны решило «сманеврировать, чтобы сбить накал политической напряженности»7. Этому
1 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т. 3. Кн. 1. С. 716-717.
2 Ивницкий Н. А. Введение (Развертывание «сплошной коллективизации») // Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939: док. и материалы: В 5 т. Т. 2. Ноябрь 1929 - декабрь 1930. М, 2000. С. 19.
3 Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов): учеб. пособие. М, 1996. С. 128.
4 Сталин И. Сочинения. Т. 12. М., 1953. С. 287.
5 Трагедия советской деревни. Т. 2. С. 787.
6 Там же. С. 804.
7 Ивницкий Н. А. Введение (Развертывание «сплошной коллективизации») // Трагедия советской деревни. Т. 2. С. 21.
29

должны были способствовать статья И. В. Сталина «Головокружение от успехов» и примерный Устав сельхозартели, опубликованные 2 марта в газете «Правда», а также постановления ЦК ВКП(б) от 10 марта и 14 марта, закрытое письмо от 2 апреля 1930 г.1
В результате прозвучавшего осуждения «перегибов» и «искривлений» начался массовый выход из колхозов. Уровень коллективизации снизился к маю в СССР до 23,6 % (почти в 2,4 раза), в РСФСР — до 20,3 (в 2,8 раза), в Средневолжском крае — до 20,5 % (в 2,7 раза)2.
Осуждение «ошибок» и «извращений» в ходе коллективизации было продолжено в документах XVI съезда ВКП(б) (26 июня — 13 июля 1930 г.). Одновременно снова прозвучал призыв «закрепить достигнутые успехи», коренным образом пересмотреть пятилетний план развития сельского хозяйства, исходя из темпов коллективизации, предусмотренных решением ЦК партии от 5 января 1930 г., подтверждалась правильность перехода к политике «ликвидации кулачества как класса»3. Уже 25 июля на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) были даны директивы, что при разработке «программы реконструкции сельского хозяйства на 1930/31 г. исходить из возможного роста коллективизации: а) для основных зерновых районов — 65-75 % крестьянских хозяйств (Северный Кавказ (без национальных районов), Украина (Степь), Нижняя Волга (без Калмыкии и Астрахани) и Средняя Волга (Левобережье); б) для остальных зерновых — до 35-45 %; в) для потребляющей полосы и национальных районов — до 15-20 %»4.
В сентябре 1930 г. ЦК ВКП(б) потребовал в своем письме «О коллективизации» от крайисполкомов, обкомов и ЦК компартий союзных республик «немедленно добиться решительного мощного подъема колхозного движения»5, а на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), состоявшемся в декабре 1930 г., — обеспечить в среднем по СССР в 1931 г. не менее 50 % хозяйств, охваченных колхозами, а по основным зерновым районам — не менее 80 %6, что было затем под
1 Трагедия советской деревни. Т. 2. С. 303, 365; Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение 1930-1940: В 2 кн. Кн. 1. М., 2005. С. 146,154.
2 Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов): учеб. пособие. М, 1996. С. 99-100.
3 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 4. С. 451.
4 Трагедия советской деревни. Т. 2. С. 548.
5 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 5. С. 214.
6 Там же. С. 234.
30

тверждено Третьей сессией ЦИК СССР (январь 1931 г.)1. «Установление таких сроков для крестьянских хозяйств огромной страны, а тем более придание им силы закона — само по себе грубое попрание таких элементарных принципов кооперирования, как постепенность этого процесса, строгая добровольность вступления в кооперативы. Таким образом, курс на всемерное форсирование коллективизации продолжался: подготавливалось новое наступление на крестьянство»2. Конечно, определенные выводы из фактического «провала» попытки форсированной коллективизации зимой-весной 1930 г. были сделаны. Стало ясно, что «одного насилия недостаточно, необходимы меры, в той или иной мере стимулирующие вступление крестьян в колхозы»3. К ним, например, И. Е. Зеленин относит строительство новых МТС, «твердые» обещания упорядочить организацию и оплату труда в колхозах, гарантирование ведения личного подсобного хозяйства (ЛПХ)4. На «первый план выдвигаются экономические и организационно-массовые меры воздействия на крестьянство»5. Однако и административно-принудительные и репрессивные методы при вовлечении крестьян-единоличников в колхозы не потеряли своего значения.
За первую половину 1931 г. в колхозы было вовлечено различными путями более 7 млн хозяйств и к июню в колхозах числилось свыше 13 млн хозяйств, или 52,7 % от их общего числа6. Очевидно ход коллективизации «внушал оптимизм кремлевскому руководству»7. Так, в январе 1931 г. в колхозы по СССР вступило 26,4 % хозяйств, в марте — 35,5, в мае — 48,7, в июле — 55,1, сентябре — 59,9, в ноябре — 61,9, в декабре — 62,4 %. По РСФСР сведения о коллективизации от общесоюзных существенно не отличались. При этом если в колхозах Средневолжского края к концу осени 1930 г. числилось более 80 % хозяйств, то в колхозах Нижегородского края — 45 % хозяйств8.
Пленум ЦК ВКП(б) в июне 1931 г. провозгласил завершение коллективизации «в основных районах (Украинская степь, Северный
1 Зеленин И. Е. Введение (Кульминация крестьянской трагедии) // Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 9.
2 Там же.
3 Там же.
4 Там же.
5 Ивницкий Н. А. Введение (Развертывание «сплошной коллективизации») // Трагедия советской деревни. Т. 2. С. 23.
6 Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов): учеб. пособие. М., 1996. С. 168.
7 Зеленин И. Е. Указ раб. С. 15.
8 История крестьянства СССР. Т. 2. С. 188,190.
31

Кавказ, Нижняя Волга, Заволжье Средней Волги, Крымская степь), где коллективами объединено больше 80 % общего числа и более 90 % всего крестьянского посева и средств сельскохозяйственного производства»1. По остальным районам пленум считал возможным завершить в основном коллективизацию максимум до весны 1932 г.2 Постановление ЦК от 2 августа 1931 г. «О темпах дальнейшей коллективизации и задачах укрепления колхозов» (очевидно, чтобы расширить перечень завершивших коллективизацию регионов), пояснило, что «мерилом завершения в основном коллективизации того или иного района или области является не обязательный охват всех 100 % бедняцко-середняцких хозяйств, а вовлечение в колхозы не менее 68-70 % крестьянских хозяйств с охватом не менее 75-80 % посевных площадей крестьянских хозяйств»3. Утверждалось, что коллективизация была «в основном» закончена на Северном Кавказе (88 %), Нижней Волге (82 %), левобережье Средней Волги (90 %), левобережье Украины (69 %), в степной части Украины (85 %), Крыму (83 %), зерновых районах Урала (75 %), Молдавии (68 %)4.
Однако заявления о завершении «в основном» коллективизации в ряде регионов оказывались преждевременными. «Подъем» колхозного движения на протяжении 1931 г. сменился новыми крупномасштабными выходами из колхозов в 1932 г., ставшим «полной неожиданностью для руководителей Колхозцентра и Наркомзема, по плану которых уже к весне 1932 г. предусматривалось коллективизировать 16,9 млн крестьянских хозяйств, или 69 % всех хозяйств, а к концу 1932 г. — 17,9 млн, или 73 %»5. Только с 1 января по 1 июля 1932 г. число коллективизированных хозяйств в РСФСР сократилось на 1370,8 тыс.6
Была продолжена и антикрестьянская политика «ликвидации кулачества как класса», новый этап которой отнюдь не случайно совпал с «новым подъемом» коллективизации»7. С 1931 г. правящая партийно-советская верхушка более широко стала использовать такой рычаг экономического принуждения, как налогообложение, ко
1 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 4. С. 525.
2 Там же.
3 Там же. С. 559-560.
4 Там же.
5 Зеленин И. Е. Был ли «колхозный неонэп» // Отечественная история. 1994. № 2. С. 106.
6 Там же.
7 Зеленин И. Е. Введение (Кульминация крестьянской трагедии) // Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 10.
32

торый в ее руках все больше превращался в специфическую форму давления на единоличника, не желавшего вступать в колхоз. Значительное место при этом отводилось единому сельскохозяйственному налогу (ЕСХН) и, конечно, индивидуальному обложению, применявшемуся к хозяйствам, отнесенным к «кулацким». После массового «раскулачивания» и выселений, особенно зимы-весны 1930 г., в деревне фактически не осталось «кулаков» «не только как класса мелких предпринимателей, но и как социального слоя»1. Выявление новых «кулаков» в связи с требованиями форсирования коллективизации в 1931 г. становилось нелегкой задачей для партийных, советских и финансовых органов на местах. «Старые признаки кулачества, — сетовал "всесоюзный староста" М. И. Калинин, — почти отпали, новые не появились, чтобы их можно было зафиксировать»2. Было принято «соломоново решение» — поручить местным властям самим найти выход из этой, казалось бы, тупиковой ситуации. В постановлении ЦИК и СНК СССР от 23 декабря 1930 г., а затем в законе о ЕСХН на 1931 г. указывалось, что «признаки кулацких хозяйств устанавливаются СНК союзных республик, краевыми и областными исполкомами применительно к местным условиям»3. В регионах, выполняя, очевидно, волю центральных органов власти, пошли по пути наибольшего их расширения. Например, Средневолжский крайисполком в инструкции от 23 апреля 1931 г. «О порядке выявления кулацких хозяйств, подлежащих обложению сельхозналогом в кампанию 1931 г. в индивидуальном порядке», выделил 18 признаков «кулацкого» хозяйства, и теперь практически любая деятельность, имевшая предпринимательские черты в прошлом или настоящем, подводила крестьянское хозяйство к индивидуальному обложению4.
«Кулаки» в официальных документах фигурировали как главные враги проводимых социалистических преобразований в деревне, избавление от них по-прежнему являлось основной политической задачей. Однако при принятии решений о количестве «раскулачиваемых» и месте их высылки все больше стала превалировать идея получения экономической выгоды от использования труда «раскулаченных» при освоении малонаселенных и часто непригодных для жизни районов Севера, Урала, Сибири и Казахстана. Комиссия во главе с А. А. Андреевым, созданная 11 марта 1930 г., «щедро распределяла десятки тысяч раскулаченных по местам спецпоселений. Удовлетворялись, за
1 Зеленин И. Е. Введение (Кульминация крестьянской трагедии) // Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 12.
2 Там же. С. 10.
3 Там же. С. 11.
4 ЦГА РМ. Ф. Р-238. Оп. 4. Д. 113. Л. 31.
33

редким исключением, почти все заявки руководителей промышленности и строек на дешевую рабочую силу»1.
Всего за 1931 г., по данным ОГПУ (на сентябрь 1931 г.), было выселено 265 795 семей (1 243 860 чел.)2, или в 2,3 раза больше, чем за 1930 г., при этом 237 687 тыс.3 (около 90 %) — в ходе массовых депортаций первой половины 1931 г., то есть в период усиленной кампании по коллективизации. Таким образом, за 1930-1931 гг. количество выселенных крестьянских семей составило 381 026 (1 803 392 чел.)4. В течение 1932 г. по плану ОГПУ, утвержденному Политбюро ЦК ВКП(б) 4 мая и СНК СССР 7 мая 1932 г., должны были выселить 38 300 семей из разных регионов СССР5, но уже 16 мая это решение было отменено и ОГПУ предложено «отдельные контрреволюционные злостные элементы в деревне изымать в порядке индивидуального ареста»6. К началу 1932 г. на спецпоселении находилось около 1,4 млн чел., в том числе на Урале — 540,8 тыс. чел., в Сибири — 375,2 тыс., в Казахстане — 191,9 тыс., в Северном крае — 130 тыс.7
Таким образом, начало 1930-х гг. стало пиком в ходе репрессивной политики Советского государства, направленной против значительной части сельских жителей, имевших различное имущественное и социальное положение. Конечно, определяющую роль в ней играло «раскулачивание», призванное решить следующие основные задачи: экономическое стимулирование (передача колхозам средств производства и имущества «раскулаченных» хозяйств, использование полученных финансовых средств для приобретения орудий производства); устранение хозяйственного и политического авторитета в деревне в лице «кулаков», у которых в отличие от колхозов периода нэпа были более крепкое хозяйство и высокие экономические показатели, с целью создания «благоприятных» условий для форсирования сплошной коллективизации; психологическое давление на сельское общество (фактор «последнего предупреждения» и устрашения единоличников); подавление любых попыток противодействия насильственной ломке традиционных социально-экономических отношений и насаждения колхозов; спецколонизация необжитых отдаленных и северных районов СССР с использованием при этом рабочей силы
1 Зеленин И. Е. Указ. раб. С. 13.
2 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т. 3. Кн. 1. С. 771.
3 Там же. С. 719.
4 Там же. С. 771.
5 Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение. 1930-1940: В 2 кн. Кн. 1. М, 2005. С. 537,539.
6 Там же. С. 543.
7 Зеленин И. Е. Указ. раб. С. 15.
34

«раскулаченных», главным образом на лесоразработках, в горнодобывающей и угольной промышленности.
Несмотря на то что сопротивление на селе в 1931 г. имело гораздо меньший размах, чем весной предыдущего года, крестьянство продолжало бурно реагировать на насильственные методы коллективизации и «раскулачивания», проводимые акции по обобществлению посевов, скота, на принудительные хлебозаготовки и пока еще локальные проявления голода. За январь-сентябрь 1931 г., по неполным данным, было отмечено 1837 массовых выступлений с количеством участников 242 774 чел.1 По сведениям СПО ОГПУ, основными причинами выступлений стали: мясо- и скотозаготов-ки (24,8 %), выселение «кулаков» (14,1 %), продовольственные затруднения (12,5%), хлебозаготовки (11,6%) и коллективизация (10,6 %)2. Четвертый квартал 1931 г. стал более спокойным. Всего за октябрь-декабрь было зафиксировано по СССР 177 выступлений с почти 15 тыс. участников3.
Первая половина 1932 г. ознаменовалась новым всплеском массовых выступлений: за первый квартал — 576, а за второй — уже 949 выступлений4, одной из основных причин стало обострившееся положение с продовольствием в колхозах.
В январе 1933 г. на объединенном пленуме ЦК и ЦКК было заявлено, что первый пятилетний план в СССР был выполнен «не в пять, а в четыре года (точнее, в четыре года и три месяца)», что это «есть факт, наиболее выдающийся в современной истории»5. Однако подведенные итоги якобы «досрочно» выполненной первой пятилетки оказались плачевными. Спустя год И. В. Сталин, чтобы как-то оправдать разрушение производительных сил деревни в годы коллективизации, назвал этот период в отчетном докладе XVII съезду партии (январь 1934 г.) «реорганизационным», для которого было характерно наличие «громадных трудностей» и «больших издержек» при переводе единоличных хозяйств на «колхозные рельсы»6. Тем не менее, по его мнению, были созданы все предпосылки для будущего «подъема», намеченного уже на ближайший год7.
1 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т. 3. Кн. 1. С. 780, 782.
2 Там же. С. 776.
3 Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 350.
4 Там же. С. 440.
5 КПСС в резолюциях и решениях съездов... Ч. 2. С. 717.
6 Сталин И. В. Сочинения. Т. 13. М, 1951. С. 317.
7 Там же. С. 322.
35

Действительно, потери за три года ускоренной «колхозной стройки» были огромны и особенно они были заметны в животноводческой отрасли. Так, с 1928 по 1932 г. поголовье скота в СССР сократилось из-за убоя в крестьянских хозяйствах, падежа в наспех созданных общественных фермах и конюшнях почти вдвое (крупный рогатый скот — с 58,2 млн голов до 33,5, лошади — с 32,6 до 17,3, овцы — с 97,4 до 34, свиньи — с 19,4 до 9,9 млн голов). Валовая продукция животноводства, составлявшая в 1928 г. 137 % от довоенного уровня, в 1932 г. снизилась до 75 %i.
В 1932-1933 гг. во многих регионах Советского Союза (Украина, Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Поволжье, Казахстан) разразился голод, о котором в 1930-е гг. не упоминалось ни в официальных документах, ни в выступлениях партийных и государственных деятелей. Во время голода в общей сложности в стране голодало не менее 25-30 млн крестьян2. Голод, как считают многие исследователи (В. П. Данилов, Н. А. Ивницкий, И. Е. Зеленин, В. В. Кондрашин и др.3), стал прямым результатом антикрестьянской политики насильственной коллективизации и принудительных хлебозаготовок, проводившейся партийно-советским руководством в годы первой пятилетки для решения задач ускоренной индустриализации СССР. В. В. Кондрашин подчеркивает, что впервые в истории России голод не был вызван естественными причинами, то есть в зерновых районах Поволжья, Дона и Кубани не было засухи, «аналогичной по своей интенсивности и границам распространения засухам XIX — первой половины XX в., приводившим к повсеместной гибели посевов»4. Речь может идти только о локальном ее проявлении в отдельных районах со средней интенсивностью5.
С переходом к массовой коллективизации выросли государственные заготовки хлеба, достигнув в начале 1930-х гг. более 20 млн т (в середине 1920-х гг. примерно 10 млн т). По данным Г. Хантера и
1 История крестьянства СССР. Т. 2. С. 261.
2 Зеленин И. Е. Указ. раб. С. 33.
3 Данилов В. П. Организованный голод. К 70-летию общекрестьянской трагедии // Отечественная история. 2004. № 5; Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов): учеб. пособие. М., 1996; Кондрашин В. В. Голод: 1932-1933 годы в советской деревне (на материалах Поволжья, Дона и Кубани). Самара; Пенза, 2002 и др.
4 Кондрашин В. Голод: 1932-1933 годы в советской деревне (на материалах Поволжья, Дона и Кубани). С. 374.
5 Кондрашин В. В. Голод 1932-1933 гг. в России и Украине: сравнительный анализ (причины, масштабы, последствия) // Общество и власть. XX век. Саранск, 2006. (Тр.; т. 5 (122)). С. 114.
36

Я. Шимера, в 1931 г. хлебозаготовки составляли 33,3 % от валового сбора зерна, в 1932 г. - 34,5, в 1933 г. - 27,9, в 1934 г. - 37,4 %К
Государство, полностью подчинив себе колхозы, «выхолостив из них все кооперативное», проводило хлебозаготовки по принципу «разверстки», методами «военного коммунизма»2. В этом была главная причина голодания деревни, принявшего катастрофические размеры к концу официального завершения первой пятилетки.
Голод стал основной причиной катастрофических потерь населения в Советском Союзе. Например, Ю. В. Васильев, ссылаясь на Р. Дэвиса и О. Хлевнюка, указывает, что в 1932-1933 гг. от голода умерли от 4 до 5 млн чел.3 В. В. Кондрашин приводит следующие сведения: «современная разработка проблемы демографических потерь населения СССР в 1930-е гг. позволяет говорить по крайней мере о 5, максимум 7 млн жертв голода 1932-1933 гг.»4, а по мнению В. П. Данилова и И. Е. Зеленина — от 7 до 8 млн чел.5
Помощь голодающему крестьянству была незначительной. Более того, был продолжен экспорт хлеба, сохранялись «резервные» и «неприкосновенные» хлебные запасы. Так, В. П. Данилов доказывает, что экспортируемые в 1932 г. 18 млн ц могли бы спасти «от крайнего истощения и вымирания» не менее 14 млн чел., а «государственные запасы» (18-20 млн ц) еще столько же6.
И. В. Сталин и его окружение были, безусловно, прекрасно осведомлены о сложившемся положении в деревне как с проведением хлебозаготовок, так и о начавшемся голоде. Очевидно, «антикризисными мероприятиями» в духе сталинского руководства стали постановление ЦИК и СНК РСФСР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности»7, постановление ЦИК и СНК СССР от 27 декабря о введении паспорт
1 См.: Современные концепции аграрного развития: теоретический семинар // Отечественная история. 1995. № 6. С. 151
2 Зеленин И. Е. Указ. раб. С. 36.
3 Васильев Ю. А. Указ. раб. С. 326.
4 Кондрашин В. В. Голод 1932-1933 гг. в России и Украине: сравнительный анализ (причины, масштабы, последствия) // Общество и власть. XX век. Саранск, 2006. (Тр.; т. 5 (122)). С. 121.
5 См: Данилов В. П. Организованный голод: К 70-летию общекрестьянской трагедии // Отечественная история. 2004. № 5. С. 109
6 См: Данилов В. П. Там же. С. 127; Кондрашин В. Голод: 1932-1933 годы в советской деревне. С. 285.
7 Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 453-454.
37

ной системы для всех граждан за исключением крестьян1, директива от 22 января 1933 г. о запрещении массового выезда голодающих крестьян из Северного Кавказа и Украины в западные, центральные районы страны и Поволжье2, а также решение на январском 1933 г. пленуме ЦК о создании чрезвычайных органов партии — политотделов МТС (ликвидированы в ноябре 1934 г.) и совхозов3. По данным на февраль 1933 г. (то есть за полгода), по СССР по закону от 7 августа было осуждено 103 тыс. чел., из которых 6,2 % приговорены к расстрелу, 33,0 — к 10 годам лишения свободы, при этом из общего числа осужденных 62,4 % являлись колхозниками4.
В то же время в условиях спада производства руководители государства пытались найти другие антикризисные меры, отличные от ставших привычными командно-административных методов руководства сельским хозяйством. Так, ряд решений партии и правительства в 1932 г. и на протяжении второй пятилетки даже получил название «неонэповские реформы», или «умеренная политика». «Обновленный курс» в отношении колхозного крестьянства поддерживался, по мнению Ю. А. Мошкова, «с некоторыми колебаниями, примерно до принятия Конституции 1936 г.»5. Так, в мае 1932 г. были приняты два совместных постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О плане хлебозаготовок из урожая 1932 г. и развертывании колхозной торговли хлебом» и «О плане скотозаготовок и о мясной торговле колхозников и единоличных трудящихся крестьян»6, которые были призваны способствовать развитию торговли, рассматриваемой «как один из каналов (наряду с государственными заготовками) снабжения городского населения хлебом»7. В январе 1933 г. принято совместное постановление «Об обязательных поставках зерна государству колхозами и единоличными хозяйствами», дополненное аналогичными законами о поставках подсолнечника, картофеля и продукции животноводства, а в январе 1934 г. — «О закупках хлеба
1 Зеленин И. Е. Введение (Кульминация крестьянской трагедии) // Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 31.
2 Трагедия советской деревни. Т. 3. С. 634-635.
3 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. С. 730.
4 Зеленин И. Е. Был ли «колхозный неонэп» // Отечественная история. 1994. № 2. С. 111.
5 Мошков Ю. А. Советское сельское хозяйство и крестьянство в середине 1930-х годов // Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 7.
6 Коллективизация сельского хозяйства. Важнейшие постановления Коммунистической партии и советского правительства. 1927-1935. М, 1957. С. 411-412,416-417.
7 Зеленин И. Е. Был ли «колхозный неонэп» // Отечественная история. 1994. № 2. С. 109.
38

потребительской кооперацией»1. Теперь каждому колхозу и единоличному хозяйству не позднее 15 марта указывалось, сколько зерна с каждого гектара посевной площади вне зависимости от урожая нужно сдавать государству, причем эти поставки не должны были превышать Уз валового сбора каждого хозяйства. Остальное зерно после выполнения обязательной поставки, а для колхозов еще натуроплаты за работы МТС, а также еще ссуды, находилось в полном распоряжении производителей2. Казалось бы, чем не возвращение к основам нэпа? Однако в действительности многие колхозы после выполнения обязательных поставок, натуроплаты, возврата ссуды, засыпки семфондов и фуражных фондов едва могли выдать даже минимум хлеба на заработанные колхозниками трудодни.
Успехи хлебозаготовок и хлебозакупов в 1934 г., которые, по мнению И. Е. Зеленина, были достигнуты «отнюдь не на основе использования экономических рычагов, развития товарно-денежных отношений, а путем применения жестких административных мер»3, дали повод ЦК ВКП(б) (ноябрь 1934 г.) провозгласить с 1 января 1935 г. об отмене карточной системы «снабжения хлебом, мукой и крупой и установить повсеместно широкую продажу хлеба и других продуктов населению из государственных и кооперативных магазинов»4.
Немаловажное значение для относительной нормализации положения в деревне имели установки на прекращение массовых выселений (май 1933 г.)5, а также против массовых исключений колхозников из колхозов (июль 1934 г.)6. По сравнению с 1930-1933 гг. можно говорить об ослаблении репрессий. Более того, село на некоторое время ушло из поля зрения властей, по словам В. П. Данилова, даже на «третий план»7. Основным же объектом репрессий стали «остатки большевизма в лице представителей "левой" и "правой" оппозиций»8, на которые переложили ответственность за все про
1 Коллективизация сельского хозяйства. С. 444-445.
2 Там же.
3 Зеленин И. Е. Указ. раб. С. 114.
4 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Ч. 2. С. 801.
5 Несмотря на «запрет», по данным Н. А. Ивницкого, за 1933-1936 гг. было выселено более 100 тыс. семей, то есть свыше 500 тыс. чел. См.: Ивницкий Н. А. Судьба раскулаченных в СССР. М., 2004. С. 29.
6 Политбюро и крестьянство: высылка, спецпоселение. 1930-1940: В 2 кн. Кн. 1. М., 2005. С. 609; Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 187.
7 Данилов В. П. Введение. Советская деревня в годы «Большого террора» // Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 1. С. 23.
8 Там же.
39

валы и потери в развитии народного хозяйства Советского Союза. В основном это были партийные, хозяйственные и советские работники разного уровня и ранга.
Самым большим компромиссом, очевидно, стали обсуждение и принятие на Втором съезде колхозников-ударников в феврале 1935 г. нового Примерного устава сельхозартели, утвержденного СНК СССР и ЦК ВКП(б). Съезд, по мнению И. Е. Зеленина, сыграл важную роль в нормализации обстановки в деревне, в урегулировании, насколько это возможно в условиях тоталитаризма, отношений власти с колхозами и колхозниками1.
Главным было то, что уставом членам сельхозартелей разрешалось иметь в зависимости от региона приусадебную землю определенных размеров (от 0,25 до 0,5 га), от 1 до 3 коров, от 2 до 3 свиноматок с приплодом, от 10 до 25 овец и коз, неограниченное количество птицы и кроликов и т. д.2 Выборность на собрании колхозников правления колхоза во главе с председателем, избираемым на два года, их отчетность перед собранием должны были создать видимость демократического управления. В то же время устав окончательно закрепил «остаточный принцип» распределения колхозной продукции по трудодням, что негативно сказывалось, особенно в неурожайные годы, а также в годы войны на обеспечении продовольствием колхозников; право пользования приусадебным хозяйством напрямую зависело от членства в колхозе. Исключение из артели автоматически влекло за собой его потерю без какой-либо компенсации.
Фактически, как отмечают Ш. Фицпатрик и другие исследователи, приусадебный участок в 1930-е гг. «стал одним источников средств существования для крестьян, поскольку натуральные и денежные выплаты колхозникам были непредсказуемы и, как правило, очень малы»3. «Колхоз давал крестьянину существенную часть его рациона, однако это не были мясные и молочные продукты. Основным продуктом питания являлись крупы, и их крестьянин главным образом получал от колхоза. Далее следовал картофель: треть необходимого количества в середине 30-х гг. поставлял крестьянину колхоз, две трети — приусадебный участок. Почти все молочные продукты и яйца, потребляемые крестьянами, обеспечивали им приусадебные участки»4.
1 Зеленин И. Е. Указ раб. С. 118.
2 Примерный Устав сельскохозяйственной артели. М., 1935. С. 4.
3 Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М., 2001. С. 149.
4 Там же. С. 149-150.
40

К концу второй пятилетки удельный вес ЛПХ в общем объеме валовой продукции колхозного сектора составлял: по картофелю и овощам — 52,1 %, по плодовым культурам — 56,6, по молоку — 71,4, по мясу — 70,9 % и т. д.1 При этом на колхозных рынках продавались «примерно четверть животноводческой продукции, до половины картофеля и овощей»2.
Однако «неонэп» в основном коснулся лишь колхозной деревни3. К единоличникам (более 9 млн хозяйств главным образом в районах потребляющей полосы и национальных республиках на востоке) сохранялось отношение как к «людям преступных намерений, как к слою, чуждому советскому строю, который нужно поставить в еще более строгие рамки»4. Это было вызвано не только срывами в планах колхозного строительства, но и тем, что «оставшийся без должного присмотра единоличник», особенно если в хозяйстве имелась лошадь, выходил из подчинения местных властей, больше озабоченных проблемами общественного производства, «демонстрировал свои преимущества перед колхозами и колхозниками в развитии сельского хозяйства и повышении своего благосостояния»5. Лошадь имела исключительно важную роль для единоличного хозяйства, оказывавшегося в лучшем положении, чем колхозные хозяйства, вынужденные даже нанимать рабочий скот у последних для обработки приусадебной земли. «С ее помощью производились не только все трудоемкие работы в хозяйстве, но и работы, приносящие побочные доходы» вне хозяйства6. Они стали главными доходами единоличного двора и составляли от 4-6 тыс. руб. и выше7. Боролись с единоличниками вполне традиционными способами, а именно ужесточением налогового гнета. В сентябре 1934 г. СНК и ЦИК СССР установили единовременный налог на единоличные хозяйства, при этом ставки налога значительно повышались в зависимости от наличия средств производства и рыночных доходов, была повышена и ответственность за выполнение обязательных поставок и денежных платежей8.
Застывшие было в 1932-1933 гг. показатели коллективизации стали расти с середины 1934 г., особенно после установки на усиле-
1 Зеленин И. Е. Указ раб. С. 118.
2 Там же.
3 Мошков Ю. А. Указ. раб. С. 13.
4 Там же.
5 Зеленин И. Е. Коллективизация и единоличник (1933-й — первая половина 1935 г.) // Отечественная история. 1993. № 3. С. 40.
6 История крестьянства СССР. Т. 3. С. 40.
7 Там же.
8 Зеленин И. Е. Указ. раб. С. 43.
41

ние внимания к единоличникам на совещании в ЦК ВКП(б) 2 июля
1934 г.1, и достигли к лету 1935 г. 83,2 % по количеству хозяйств и 94,1 % по посевным площадям2. С 1 января 1933 г. по 1 апреля
1935 г. численность единоличных хозяйств в СССР сократилась на 4812 тыс. хозяйств (с 8911,5 тыс. до 4099,5 тыс. хозяйств)3. «Однако далеко не все единоличники (не более 2,1 млн) вступили в колхозы, большая часть из них (2,7 млн) "раскрестьянилась" — порвала связь с крестьянским хозяйством, перешла в город или даже была репрессирована. Таким образом, рост коллективизации в стране происходил не только за счет вступления крестьян в колхозы, но и в значительной мере в результате сокращения общего числа крестьянских хозяйств»4.
Однако во второй половине 1930-х гг. оставшиеся единоличники по-прежнему показывали более высокую производительность труда на своих участках. Так, урожайность зерновых в 1936-1937 гг. была в единоличных хозяйствах выше средней — 9,7 ц/га против 7,4 ц/га в колхозах5. При обложении сельхозналогом в 1938 г. было учтено в СССР 258 тыс. (19,2 % к общему числу) единоличных хозяйств, которые имели доходы от использования рабочего скота. Учитывая, что доход единоличников, которые имели лошадь, был больше не имевших ее, в августе 1938 г. был принят специальный закон «О государственном налоге на лошадей единоличных хозяйств»6, который существенно повышал ставки налога, делая невыгодным содержание лошади. В результате все увеличивавшегося налогового давления численность единоличных хозяйств уменьшилась с 1346,7 тыс. в 1938 г. до 959,9 тыс. в 1939 г., при этом в среднем на одно хозяйство приходилось всего 0,86 га посева, в том числе — 0,51 га зерновых культур7.
Несмотря на очевидные позитивные изменения во взаимоотношениях власти и деревни после хлебозаготовок начала 1930-х гг. и массового голода 1932-1933 гг., в целом ситуация в аграрном секторе в годы второй и третьей пятилеток оставалась напряженной. «Отзвуки голода 1932-1933 гт. сохранялись и в 1934 г., хотя они и не приобрели столь зловещего размаха, как ранее»8. Летом 1934 г. со
1 Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 171-193.
2 Зеленин И. Е. Указ. раб. С. 45.
3 Там же. С. 53.
4 Там же.
5 История крестьянства СССР. Т. 3. С. 40.
6 Там же. С. 43.
7 Там же. С. 39-40.
8 Мошков Ю. А. Указ. раб. С. 35.

общения об остро нуждающихся в продовольствии людях поступали из Горьковского, Средневолжского и Азово-Черноморского краев, Центрально-Черноземной, Челябинской и Западной областей, из Украины и Белоруссии1.
К середине 1930-х гг., как считает Ю. А. Мошков, стало ясно, что реальные результаты производственной деятельности колхозно-совхозного сектора будут существенно отставать от плановых заданий второй пятилетки. «Эти планы оказались необеспеченными в материально-техническом и организационно-агрономическом отношении, а средства привлечения к активному труду работников деревни оказались малоэффективными. Дело тормозилось многочисленными внутренними неурядицами в системе общественного хозяйства и крайне низким уровнем колхозной жизни... Подстегиваемое сверху радикальное изменение социального положения крестьянства в процессе новой волны коллективизации шло однобоко, сохраняя многие коренные черты прежнего доколхозного уклада. Такое состояние сельскохозяйственной отрасли сдерживало намеченное развитие всей национальной экономики и в первую очередь промышленности, било по благосостоянию всего народа и создавало острые противоречия и крупные очаги социально-политической напряженности в обществе, что проявилось в политической сфере уже в самом ближайшем времени»2.
К заметному ухудшению продовольственного положения, особенно в сельской местности, привели итоги неурожайного 1936 г. Оценивая реакцию советского руководства на неурожай 1936 г. и последовавший за этим голод, Е. А. Осокина отмечает произошедшие в ней изменения по сравнению с трагическими 1932-1933 гг., повторения которых никто не хотел. «Главными мотивами к антикризисным действиям были экономические: угроза срыва весеннего (1937 г. — Т. Я.) сева, подрыв животноводства, обезлюдение колхозов»3. Изменилась и общественно-политическая обстановка в деревне, и «вместо того, чтобы оцеплять голодающие деревни, обрекая их на вымирание, как это было в 1932-1933 гг., политбюро помогло крестьянам. Часть вывезенного в период заготовок хлеба была отправлена назад в виде продовольственной и семенной помощи»4. Кроме того, в практике отношений с деревней появилось снижение первоначальных планов заготовок зерновых культур в неурожайные годы. Большое значение для дерев
1 Трагедия советской деревни. Т. 4. С. 196-199.
2 Мошков Ю. А. Указ. раб. С. 38.
3 Осокина Е. А. Легенда о мешке с хлебом: кризис снабжения 1936/37 г. // Отечественная история. 1998. № 2. С. 100.
4 Там же.
43

ни имело постановление СНК и ЦК ВКП(б) от 20 марта о снятии «с колхозов и единоличных хозяйств... недоимок, числившихся за ними по зернопоставкам 1936 г.», так как погашение их ставило под угрозу весенний сев и обострило и без того сложную обстановку с продовольствием1. С другой стороны, от разрастания голода колхозную деревню спасло личное подсобное хозяйство, окрепшее в предыдущие годы.
В то же время череда неудач в аграрном секторе, очевидно, оказала непосредственное влияние и на активизацию репрессивной политики в отношении сельского населения страны. «Последовало официальное объяснение причин продовольственных затруднений — вредительство»2. Июньский (1937 г.) пленум ЦК ВКП(б) открыл для сталинского руководства возможность осуществления операций против «вредителей», «шпионов», «диверсантов», которыми якобы оказались в массовом количестве заражены все социальные слои советского общества3. Однако, как и в начале 1930-х гг., основной удар пришелся по крестьянству, являвшемуся пока еще самой крупной группой населения.
Подготовка к новой серии антикрестьянских репрессий началась 2 июля 1937 г., когда на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) была утверждена директива всем секретарям областных и краевых парторганизаций, областным, краевым и республиканским представителям НКВД, в которой предписывалось взять на учет «всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников», а наиболее враждебных из них немедленно арестовать и расстрелять в «порядке административного проведения их дел через тройки», а остальных — выслать в лагеря4.
Уже 3 июля нарком внутренних дел СССР Н. Ежов от всех начальников УНКВД потребовал к 8 июля сообщить сведения о количестве «лиц первой и второй категории с указанием отдельно кулаков и уголовников»5. Разработка операции завершилась оперативным приказом наркома внутренних дел СССР № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» от 30 июля 1937 г.6 В нем давалось разъяснение, какие «контингента» подлежали репрессии, среди которых центральное место занимали уже подвергавшиеся репрессиям в предыдущие годы
1 Данилов В. П. Введение. Советская деревня в годы «большого террора» // Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 1. С. 20.
2 Осокина Е. А. Указ. раб. С. 100.
3 Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 1. С. 306-308.
4 Там же. С. 319.
5 Там же.
6 Там же. С. 330-337.
44

сельские жители, а также члены колхозов, работники совхозов, промышленных предприятий, советских учреждений и т. д. Все репрессируемые разбивались на две категории: 1) «наиболее враждебный» элемент подлежал немедленному аресту и по рассмотрении их дел на «тройках» — расстрелу; 2) «все остальные менее активные, но все же враждебные элементы» подлежали «аресту и заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет, а наиболее злостные и социально опасные из них, заключению на те же сроки в тюрьмы по определению тройки»1. По плану общее количество подлежащих репрессии должно было составить 258 950 чел. (в том числе по 1-й категории — 65 950 чел., по 2-й категории — 193 ООО чел.)2. Согласно же сводке 1-го спецотдела НКВД по приказу № 00447 общее количество осужденных за год (с августа 1937 по июль 1938 г.) составило 690 460 чел., в том числе 331 456 чел. были приговорены к высшей мере наказания, при этом более 50 % составили «бывшие кулаки»3. Таким образом, план репрессий по стране был перекрыт более чем в 2,5 раза.
По данным Н. А. Ивницкого, всего с начала коллективизации и «раскулачивания» до Великой Отечественной войны (то есть с 1930 по 1941 г.) было выслано около 4 млн чел., за это же время от голода и болезней в «кулацкой ссылке» умерло не менее 800 тыс. чел., примерно столько же бежало из ссылки, многие из них также погибли4.
Одновременно с реализацией «кулацкой операции» по сельским районам страны прокатились показательные судебные процессы, значительно расширившие масштабы «чисток». Исходной точкой стала директива от 3 августа 1937 г., в которой Сталин потребовал проведения «в каждой области по районам по 2-3 открытых показательных процесса над врагами народа — вредителями сельского хозяйства, пробравшимися в районные партийные, советские и земельные органы, широко осветив ход судебных процессов в местной печати»5. Основными целями этих показательных процессов, по мнению Р. Маннинг, были «мобилизация» колхозников на операцию № 00447, наказание сопротивляющихся местных руководителей и устрашение остальных6.
1 Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 1. С. 331.
2 Там же. С. 333.
3 Там же. Кн. 2. М, 2006. С. 164.
4 Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов): учеб. пособие. М., 1996. С. 278.
5 Там же. С. 394
6 Маннинг Р. Политический террор как политический театр. Районные показательные суды 1937 года и массовые операции // Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 2. С. 56-62.
45

«Большой террор» в деревне имел разрушительные последствия, сказавшиеся в том числе и на уборке невысокого урожая зерновых культур в 1938 и 1939 гг. В годы предвоенной третьей пятилетки был принят ряд совместных решений партии и правительства, призванных, с одной стороны, ограничить произвол местных руководителей в отношении рядовых колхозников, а с другой — укрепить трудовую дисциплину в колхозах. Так, в постановлении от 19 апреля 1938 г. запрещались проведение «чисток колхозов под каким бы то ни было предлогом», а также исключения из колхозов «членов семей колхозников по мотивам ухода одного из членов семьи на временную или постоянную работу в госпредприятие», «за нарушение правил внутреннего распорядка» и т. д.1 В то же время в постановлении от 27 мая 1939 г. осуждалось «разбазаривание общественных полей в пользу личных хозяйств колхозников»2. Все излишки должны были прирезаться к колхозным полям. Кроме того, для каждого трудоспособного колхозника и колхозницы вводился обязательный минимум трудодней в году (например, для Мордовской АССР, Чувашской АССР, Пензенской, Ульяновской и Куйбышевской областей — 80 трудодней)3, ставший реакцией на наличие значительного удельного веса колхозников, работавших «спустя рукава» (в 1936-1937 гг. более 1/5 вырабатывали от 1 до 50 трудодней, то есть трудились менее одного месяца в году4).
В 1939-1940 гг. были внесены существенные изменения в политику заготовок и закупок сельскохозяйственной продукции, так как существующий до того порядок, с точки зрения руководства страны, устарел и препятствовал «дальнейшему росту и укреплению общественного хозяйства колхозов»5. Так, размеры мясопоставок, согласно постановлению от 8 июля 1939 г., с 1 января следующего года исчислялись не по количеству поголовья скота в колхозных фермах, а по размерам земли, находившейся в пользовании колхозов6. Подобный принцип вводился и по постановлению от 7 апреля 1940 г. в отношении обязательных поставок государству зерна, риса, картофеля, ово
1 Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 2. С. 100-102.
2 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов... Ч. 2. С. 939.
3 Там же. С. 944.
4 История крестьянства СССР. Т. 2. С. 347.
3 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов... Ч. 2. С. 939. С. 946.
6 Важнейшие решения по сельскому хозяйству за 1938-1940 гг. М., 1940. С. 346.
46

щей и т. д.1 Основной целью стало пресечение попыток уменьшения поголовья скота, а также планов посевов зерновых и иных культур ради снижения объема государственных поставок.
Каковы же были итоги «сталинской модернизации» советской деревни к концу 1930-х гг.? В 1940 г. сельское население Советского Союза составляло 131,0 млн чел., или 67,5 %2. В стране насчитывалось 235 470 колхозов, в которых состояло 18 592,2 тыс. дворов, 7069 МТС с 435,3 тыс. тракторов3, а также более 4,1 тыс. совхозов с 74 тыс. тракторов4. «Крестьяне не только были загнаны в колхозы, но и принудительно прикреплены к ним паспортной системой»5. В то же время в 1940 г. насчитывалось еще вне колхозов 640,5 тыс. единоличных хозяйств6.
Эффективность «социалистического сектора», переживавшего кризисные явления, оставалась довольно низкой. Так, урожайность зерновых культур в 1938 и 1939 гг. в среднем по стране ненамного превышала 7 ц/га (удельный вес колхозов со сбором с 1 га всех зерновых и бобовых до 6 ц в 1938 г. составил 47,5 %, а в 1939 г. — 36,8 %)7, что при существовавшей системе госпоставок способствовало нарастанию продовольственных затруднений, как оказалось, лишь на время смягченных высоким урожаем 1937 г. и опять обострившихся в связи с новым форсированием промышленного развития и милитаризации8. Страна, пусть пока «неофициально», снова переходила к карточной системе снабжения9. Колхозники в условиях активизации борьбы с «нарушениями» Устава сельхозартели в 1939-1940 гг., то есть фактически с расширением приусадебной земли, оказались в довольно трудном положении: в 1938 и 1939 гг. в более 40 % колхозов совсем не выдали на трудодни зерна или выдали до 1 кг10.
Необходимо отметить, что во второй половине 1930-х гг. в наличии поголовья скота произошли определенные позитивные сдвиги.
1 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов... Ч. 2. С. 949.
2 Вылцан М. А. Крестьянство и сельское хозяйство СССР в годы Великой Отечественной войны // Общество и власть. XX век. Саранск, 2006. (Т. 5 (122)). С. 35.
3 Арутюнян Ю. В. Советское крестьянство в годы Великой Отечественной войны. М, 1963. С. 388; История крестьянства СССР. Т. 3. С. 59.
4 Большая советская энциклопедия. М., 1976. Т. 24. С. 63. 3 Вылцан М. А. Указ. раб. С. 35.
6 Там же. С. 38.
7 История крестьянства СССР. Т. 3. С. 79-80.
8 Осокина Е. А. Указ. раб. С. 30.
9 Вылцан М. А. Указ. раб. С. 35.
10 История крестьянства СССР. Т. 3. С. 106-107.
47

Так, согласно проведенной переписи, поголовье скота на 1 января 1938 г. по СССР было следующее: крупный рогатый скот — 50,9 млн голов (87,4 % от поголовья 1928 г.), овцы и козы — 66,5 млн голов (68,2 %), свиньи — 25,7 млн голов (132 %). Однако численность лошадей продолжала убывать и составила в 1938 г. 16,2 млн голов (49,6 % от поголовья 1928 г.)1.
Великая Отечественная война стала новым тяжелейшим испытанием для советского многонационального крестьянства и в целом для сельского хозяйства СССР. На оккупированной территории до войны проживало 40 % населения, находилось более 40 % колхозов и МТС, почти 45 % совхозов, производилось 38 % зерновых, почти 50 технических культур, 87 сахарной свеклы, выращивалось 45 % поголовья крупного рогатого скота и 60 % свиней. Резко понизилась техническая вооруженность сельскохозяйственного производства, так как там сосредоточивалось 35 % комбайнового и 28 % тракторного парка, а также значительная часть автотранспорта2. В то же время большое количество тракторов и автомашин из тыловых районов было передано для нужд Красной армии. К концу 1941 г. количество тракторов уменьшилось на 242 тыс., комбайнов — на 61 тыс., автомашин — на 162 тыс. шт.3
Значительно уменьшилось число трудоспособных членов колхозов: в 1940 г. на конец года по РСФСР - 20 810,6 тыс. чел., по СССР -35 407,7, в 1941 г. — соответственно 11 108,7 и 16 487,7 тыс. чел.4 «В сложившихся крайне неблагоприятных условиях советское крестьянство должно было перестроиться на военный лад и снабжать армию и тыл продовольственными и сырьевыми ресурсами»5, а кроме того, обеспечивать воинские части и соединения пополнением. В годы войны на довольствии находились 9-11 млн солдат и офицеров Красной армии, а на государственном продовольственном обеспечении — до 80,6 млн гражданского населения6.
«Известно, — замечают М. А. Вылцан и В. В. Кондрашин, — сколько горя и страданий принес сталинский режим крестьянству: это и насильственная коллективизация, и ликвидация "кулачества как класса", и проведенная на костях крестьян индустриализация, и страшный голод в начале 30-х гг. Отношение власти к крестьян
1 Трагедия советской деревни. Т. 5. Кн. 2. С. 90.
2 Вылцан М. А. Указ. раб. С. 39.
3 Там же.
4 Арутюнян Ю. В. Указ. раб. С. 392.
5 Вылцан М. А. Указ. раб. С. 39.
6 Вылцан М. А. Приказ и проповедь: способы мобилизации ресурсов деревни в годы войны // Отечественная история. 1995. № 3. С. 70.
48

ству как к сырому материалу для осуществления "стратегических" планов не изменилось и в годы войны. Снова преобладали насилие и нажим для "обеспечения" хлебозаготовок, опять наступил голод и т. д.»1. Главным принципом аграрной политики в 1941-1945 гг. стало ужесточение командно-административных методов руководства, проявившихся в «беспощадной требовательности» к колхозам и колхозникам в части выполнения государственных поставок и выработки обязательного минимума трудодней2.
О значительном усилении командно-административных и репрессивных методов свидетельствует ряд партийных и государственных решений по вопросам сельского хозяйства. Уже в ноябре были воссозданы чрезвычайные партийные органы — политотделы МТС и совхозов, призванные, как и в 1933 г., обеспечить дисциплину и порядок в их работе, своевременное выполнение планов сельскохозяйственных работ, «повышать революционную бдительность», «разоблачать вражеские действия» бывших «кулаков», репрессированных и прочих «саботажников»3. Однако если политотделы в мае 1943 г. и были упразднены, то другая форма контроля и принуждения в деревне — система уполномоченных — существовала в течение всей войны. Уполномоченные подбирались из работников райкомов партии, райисполкомов, районных отделений НКВД, направлялись на каждую сельскохозяйственную кампанию, часто только мешая вести хозяйственную деятельность4.
«Едва ли не основным "достижением" командно-административной системы стало увеличение обязательного минимума выработки трудодней колхозниками...»5. Так, согласно постановлению СНК и ЦК ВКП(б) «О повышении для колхозников обязательного минимума трудодней» от 13 апреля 1942 г., этот «минимум» для трудоспособных колхозников был повышен до 120 трудодней, кроме того, он устанавливался и для подростков — членов семей колхозников и составлял 50 трудодней в году6. При этом колхозники, не выработавшие по неуважительным причинам этого «минимума», могли быть
1 Вылцан М. А. Крестьянство и сельское хозяйство СССР в годы Великой Отечественной войны // Общество и власть. XX век. Саранск, 2006. (Тр.; т. 5 (122)). С. 39.
2 Вылцан М. А. Приказ и проповедь: способы мобилизации ресурсов деревни в годы войны // Отечественная история. 1995. № 3. С. 71.
3 Вылцан М. А. Крестьянство и сельское хозяйство СССР в годы Великой Отечественной войны // Общество и власть. XX век. Саранск, 2006. (Тр.; т. 5 (122)). С. 40.
4 Митин С. В. Крестьянство Мордовии в годы Великой Отечественной войны (1941-1945): дис. канд. ист. наук. Саранск, 1997. С. 46.
5 Вылцан М. А. Указ. раб. С. 40.
6 КПСС в резолюциях и решениях съездов... Т. 7. С. 281-282.
49

исключены из состава колхоза и лишиться приусадебного участка, что объективно вело к голодной смерти.
Советское сельское хозяйство, несмотря на все трудности, смогло удовлетворить нужды государства в хлебе и других необходимых продуктах, а также сырье. Всего за 1941-1944 гг. было заготовлено 4264 млн пуд. хлеба, 184 млн ц картофеля, 50,5 мяса, 132 молочной продукции, 57 хлопка-сырца, 3,6 льноволокна, 3,3 млн ц шерсти и пр.1
Однако это не стоит связывать с якобы проявившейся эффективностью колхозно-совхозного строя, тем более что в «производственном отношении колхозы в годы войны были еще менее эффективны, чем до войны»2. Упали практически все качественные показатели колхозной деревни: посевные площади — с 117 562,7 тыс. га в 1940 г. до 81 999,4 тыс. га в 1944 г. (то есть более чем на У3); сбор зерновых и бобовых с 1 га уборочной площади составил в 1940 г. 8,5 ц, в 1941 — 7,0, в 1942 — 4,6, в 1943 — 3,9, в 1944 г. — 5,7 ц3. Необходимо отметить, что животноводство подошло к концу войны в лучшем состоянии, чем полеводство. Если валовые урожаи зерновых и других культур сократились примерно в два раза, то поголовье крупного рогатого скота, овец и коз уменьшилось только на У34. В то же время численность лошадей по всем категориям хозяйств уменьшилась в два раза, а в колхозах — в 2,3 раза5.
В военные годы колхозы стали отчуждать в пользу государства большую часть своей продукции по обязательным поставкам. Если в 1939 г. было передано и продано государству 40,2 % от валового сбора зерновых культур, то в 1940 — 42,8, в 1941 — 42,4, в 1942 — 44,3, в 1943 - 43,6, в 1944 - 51,5, в 1945 г. - 50,6 %6. При этом если в 1939 г. обязательные поставки составляли 35 %, то в 1943 г. — почти 50 %.
Низкие урожаи и высокие заготовительные планы, остаточный принцип оплаты трудодней оставляли мало шансов для выживания колхозников и членов их семей, если бы не личное подсобное хозяйство, роль которого существенно возросла.
В годы войны выдача зерна и картофеля — главных продуктов, получаемых из колхоза — сократилась более чем в 2 раза (в 1940 г. на 1 трудодень зерна выдано в среднем 1,6 кг, картофеля — 0,98 кг, денег — 0,98 руб., а в 1945 г. — соответственно 0,7,0,26 и 0,857. В среднем
1 Вылцан М. А. Указ. раб. С. 42.
2 Там же. С. 44.
3 Арутюнян Ю. В. Указ. раб. С. 411,423.
4 Там же. С. 309.
5 Там же. С. 411,423.
6 Там же. С. 200,313.
7 Там же. С. 334.
50

на 1 душу населения приходилось по трудодням на 1 день в 1940 г. зерна — 550 г, картофеля — 330 г, а в 1945 г. — соответственно 190 и 70 г, что составляло фактически стакан зерна и одну картофелину1. «Кроме того, выдавалось немного овощей, а мясо и молоко практически не распределялись»2. Именно поэтому колхозники стремились расширить личное хозяйство, тем более что получали они по трудодням в два-три раза меньше продуктов, чем рабочие и служащие по карточкам.
За годы войны личные подсобные хозяйства колхозников несколько расширились. В 1944-1945 гг. посевы колхозных дворов ненамного, но превышали довоенные. Если в 1940 г. на один двор приходилось в среднем 0,24 га, то в 1945 г. — 0,28 га. В 1940 г. посевы колхозников составляли 3 % посевных площадей страны, в 1944 — 4,4, в 1945 г. — 4,3 %. Из-за сокращения выдач в колхозах хлеба на трудодни изменилась и структура этих посевов. Если в 1940 г. зерновые занимали лишь 19 % площади, то в 1944 и 1945 гг. уже 31 %3. В результате ЛПХ вместо дополнительного источника доходов, каким оно было определено по Примерному уставу сельскохозяйственной артели, в военные годы стало основным. Это не могло не беспокоить советско-партийное руководство, так как существенным образом влияло на участие колхозников в общественном производстве. В ряде областей нередки были случаи, когда колхозники переставали работать в общественном хозяйстве или работали для вида, чтобы пользоваться правами члена артели, сохраняя льготы и приусадебный участок как основной источник дохода4.
Колхозы оказались неспособными взять на себя полностью и продовольственное обеспечение горожан; именно поэтому руководство страны было вынуждено предоставить городскому населению возможность для развития огородничества и личных подсобных хозяйств (постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 7 апреля 1942 г.)5. В 1944 г. половина городского населения участвовала в индивидуальном и коллективном огородничестве6.
В военные годы выросли денежные доходы сельского населения и денежные обороты колхозных рынков (примерно в 6-7 раз)7. Однако это было лишь видимостью благополучия, так как являлось
1 Арутюнян Ю. В. Указ. раб. С. 335.
2 Там же.
3 Там же. С. 345.
4 Там же. С. 346.
5 Вылцан М. А. Указ. раб. С. 42.
6 Там же.
7 Там же. С. 46.
51

следствием не увеличения количества продаваемой сельхозпродукции, а, наоборот, ее дефицита и роста цен. Крестьянин был вынужден продавать (или обменивать) картофель, овощи, молоко и мясо, то есть то, что он производил в своем ЛПХ, чтобы приобрести хлеб, соль, мануфактуру и т. д., а также уплатить налоги и подписаться на государственные займы1. В то же время государство, обратив в 1943 г. внимание, что крестьянам в условиях роста цен стало довольно легко расплачиваться по обязательствам с государством, повысило сельскохозяйственный налог почти в 5 раз (в 1942 г. он составлял 137 руб., а в 1943 г. — 694 руб.)2. Помимо денежного сельхозналога крестьянский двор должен был отдать натуральный госналог в форме обязательных поставок зерна, мяса, молока, шерсти, яиц, картофеля и др. Кроме того, еще в 1942 г. был введен военный налог, распространявшийся на городское и сельское население3.
«Закономерным следствием действия налогового пресса и проводившейся в отношении колхозов и крестьянских хозяйств политики государственных заготовок сельхозпродукции стало ухудшение материального положения сельчан. Так, личное потребление колхозниками снизилось в 1943 г. по сравнению с 1939 г. (бывшего к тому же слабоурожайным. — Т. Я.): хлебопродуктов — на 35 %, мяса и сала — на 66 %»4. При этом потребление молочных продуктов осталось на том же уровне, картофеля стали потреблять больше в 2 раза, а овощей — на 24 %5.
Нехватка продовольствия уже в 1942-1943 гг. привела к голоду, охватившему отдельные районы Читинской, Челябинской, Вологодской, Томской областей. В 1944 г. голод распространился в сельских районах Свердловской и Горьковской областей, Чувашской, Мордовской и Татарской АССР, Казахской СССР, а в 1945 г. — Узбекской ССР, Кабардинской и Бурят-Монгольской АССР6.
Таким образом, военные годы оказали негативное воздействие на все стороны аграрной сферы: на численность и состав сельского населения, на уровень жизни, на материально-техническое обеспечение производства сельскохозяйственной продукции, на урожайность и валовые сборы основных культур, поголовье скота и т. д. При этом проводившаяся политика в деревне только усугубляла и без того тяжелое положение колхозников и оставшихся еще единоличников.
1 Арутюнян Ю. В. Указ. раб. С. 347; Вылцан М. А. Указ. раб. С. 47.
2 Арутюнян Ю. В. Указ. раб. С. 337.
3 Вылцан М. А. Указ. раб. С. 47.
4 Там же.
5 Вылцан М. А. Указ. раб. С. 47.
6 Там же.
52