3 Т.Д.Надькин Сталинская аграрная политика и крестьянство Мордовии

Вторая половина 1940-х гг. занимает важнейшее место в аграрной политике советского руководства. Как отмечает В. П. Попов, победив в войне, СССР «принял вызов США и включился в борьбу за мировое господство»1, что наложило отпечаток на весь послевоенный период. Советское правительство перешло к жесткому силовому давлению и во внешней (как, впрочем, и США), и — что было гораздо важнее — во внутренней политике. Сохранялись следующие важные черты «чрезвычайщины» в экономике, характерные для периода индустриального рывка и военного времени: вложение средств, полученных за счет сельского хозяйства и налогов с населения, в промышленность и в первую очередь в военно-промышленный комплекс; признание базовых отраслей промышленности приоритетными; полное отсутствие заинтересованности в прибыли хозяйствующих субъектов; принудительное государственное свертывание рыночных отношений, развившихся за годы войны; ужесточение трудового законодательства; достижение в качестве одной из главных целей экономической политики наиболее полной хозяйственной автаркии, то есть замкнутой самообеспечивающейся экономики; накопление стратегических ресурсов для подготовки к новой мировой войне2.

Очевидно, на сохранение и ужесточение «крайне неравноправных» и «непартнерских» взаимоотношений государства с производителями сельхозпродукции повлияли и тяжелейшая «экономическая ситуация первых послевоенных лет, помноженная на засуху 1946 г., и голод в ряде районов страны»3. Голод, охвативший большинство территорий России, Украины, Молдавии, некоторые области Белоруссии и Казахстана, по мнению В. Ф. Зимы, стал следствием трех основных причин: послевоенные трудности, засуха и политика продразверстки в отношении колхозов и совхозов4. По его подсчетам, в Советском Союзе голодало около 100 млн чел.5, а погибло от голода и связанных с ним эпидемий за 1946-1948 гг. не менее 2 млн чел.6, в

1 Попов В. П. Экономическая политика советского государства 1946-1953 гг. Тамбов, 2000. С. 8.

2 Там же.

3 Вербицкая О. М. Население российской деревни в 1939-1959 гг.: проблемы де-могр. развития. М., 2002. С. 23.

4 Зима В. Ф. Голод в СССР 1946-1947 годов: происхождение и последствия. М., 1996. С. 182.

5 Там же. С. 11.

6 В. П. Попов считает, что прямые потери от голода в первый год после засухи составили в 1947 г. 770,5 тыс. смертей. См.: Попов В. П. Экономическая политика советского государства. 1946-1953 гг. Тамбов, 2000. С. 24.

53

основном это были сельские жители1. В то же время засуха и голод не повлияли на то, чтобы прекратить или хотя бы свести к минимуму экспорт хлеба, который в 1946-1947 гг. составил 2,5 млн т, а в 1948 г. — 3,2 млн т2. Зерно шло как в страны Западной Европы в счет оплаты за поставки оборудования, так и в качестве «братской помощи» странам Восточной Европы. Кроме того, СССР обладал достаточными запасами хлеба в так называемом государственном резерве (на 1 февраля 1947 г. — 10 млн т зерна), но расходовались они в ограниченных количествах3. Таким образом, с точки зрения В. Ф. Зимы, послевоенный голод полностью вписывается в разряд рукотворного, как и голод 1932-1933 гг., то есть произошедшего по вине правящих структур, как в центре, так и на местах4.

Выход из углублявшегося экономического кризиса власти увидели прежде всего в политике укрепления колхозно-совхозной системы, в том числе в ужесточении производственной дисциплины, расшатанной в военные годы. 19 сентября 1946 г. вышло известное постановление Совета министров СССР и ЦК ВКП(б) «О мерах по ликвидации нарушений Устава сельскохозяйственной артели в колхозах»5. Оно должно было упорядочить начисление трудодней, прекратить нарушения «демократических основ управления», но главное — провозглашалась борьба с «расхищением колхозной земли» и «растаскиванием» имущества6. С данными нарушениями связывалось неблагополучное положение во многих колхозах, предполагалось, «что такой вредной и чуждой ленинизму практике извращения политики партии и правительства и нарушений Устава сельскохозяйственной артели должен был быть положен конец решительно и бесповоротно»7.

Наибольшее социальное напряжение в среде колхозного крестьянства вызвали, конечно, предлагаемые меры по борьбе с «расхищением общественных земель колхозов», что фактически дублировало содержание еще довоенного постановления от 27 мая 1939 г. В них указывалось, что «интересы общественного хозяйства колхоза, основой которого является общественная колхозная земля, приносятся в жертву частнособственническим и рваческим элементам, исполь

1 Зима В. Ф. Указ. раб. С. 170.

2 Там же. С. 149.

3 Там же. С. 34.

4 Там же. С. 127.

5 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов... Ч. 2. С. 1038-1044.

6 Там же. С. 1039-1040.

7 Там же. С. 1041.

54

зующим колхоз в целях спекуляции и личной наживы»1. Речь прежде всего шла о размерах приусадебных участков членов колхоза, которые не должны были превышать 0,25-0,5 га посевной площади. «Рвачество» колхозников проявлялось в виде небольших прирезок за счет пустующих, неэффективно используемых земельных угодий колхозов, что, естественно, было строжайше запрещено. По мнению властей, данная ситуация порождала «нерадивость» и «паразитизм» лжеколхозника под маской честного. Однако реальные масштабы «разбазаривания» были сильно преувеличены и истинной целью борьбы с «рвачеством» было желание свести до минимума альтернативные источники существования и принудить колхозников больше времени отдавать труду в сельхозартелях.

Политику дальнейшего «закручивания гаек» продолжил Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за кражу колхозного имущества»2 (фактически дублирующий постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г.), согласно которому за совершение данного деяния предусматривалась мера наказания в виде лишения свободы на срок от 5 до 20 лет с пребыванием в исправительно-трудовом лагере, с возможной конфискацией имущества. Оба закона носили явно репрессивный характер: минимальный размер кражи не оговаривался, и это породило массовую практику осуждения «за колоски», то есть вынесение приговора на огромный срок за ничтожно малый размер хищения. Причем оба приняты в голодные годы, когда власти должны были оказать населению более действенную помощь, а не ужесточать репрессии.

Особую тревогу властей вызывало падение производственной дисциплины в колхозах, хронически не выполнялись государственные планы расширения посевных площадей, развития животноводства, закупок хлеба, мяса, молока. Партийно-советское руководство попыталось решить эти и другие проблемы, обращаясь к богатому опыту, полученному еще во время осуществления политики «ликвидации кулачества». 21 февраля 1948 г. Президиум Верховного Совета СССР по инициативе первого секретаря ЦК Компартии Украины Н. С. Хрущева принял секретный указ «О выселении из Украинской ССР лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный, паразитический образ жизни»3. Указ действовал вначале только в 16 восточных об

1 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов... Ч. 2. С. 1040.

2 История колхозного права: Сборник законодательных материалов СССР и РСФСР. 1917-1958 гг. М., 1958. Т. 2. С. 297.

3 Земсков В. Н. Спецпоселенцы в СССР. 1930-1960. М, 2005. С. 156.

55

ластях Украины, а со 2 июня охватил всю территорию Советского Союза, за исключением западных областей Белорусской ССР. Он предоставлял право местному руководству при помощи колхозных собраний и сельских сходов решать вопрос о выселении за пределы республики в отдаленные края практически любого живущего в деревне человека.

В 1948-1952 гг., по данным В. Н. Земскова, на спецпоселение поступили 33 266 чел., выселенных по этому указу (в 1948 г. — 27 335 чел., в 1949 - 4756, в 1950 - 675, в 1951 - 240, в 1952 г. -260 чел.), в это число не вошли еще 13 598 членов семей «указников», добровольно последовавших за выселенными1. Необходимо отметить, что указ возымел действие и удельный вес трудоспособных членов колхозов в СССР, не выработавших по итогам года минимума трудодней, уменьшился с 17,1 % в 1946 г. до 11,5 % в 1950 г.2

В политике Советского государства важное значение отводилось сбору налогов, которые существенно повысились в послевоенные годы. Так, по стране общая сумма сельхозналога в 1951 г. по сравнению с 1940 г. выросла в 4,3 раза (с 1,9 млрд до 8,3 млрд руб.)3. «Рост налогов вдвое опережал рост доходности колхозов, совхозов и личных хозяйств, поэтому значительная часть их не могла быть оплачена в установленные сроки и переходила в долги»4.

Политика жесткого ограничения личного крестьянского хозяйства, меры по организационно-хозяйственному укреплению колхозно-совхозного строя, в том числе и репрессивного характера, усиление партийного и государственного контроля за производством сельскохозяйственной продукции (например, восстановление на февральском пленуме ЦК отмененного в 1939 г. порядка планирования посевных площадей по важнейшим зерновым культурам и доведения планов до каждого колхоза5) отнюдь не приводили к желаемым результатам и прежде всего к ее существенному росту. По-прежнему перед сельским хозяйством ставились такие задачи, которые в существующей системе взаимоотношений государства и колхозной деревни решить было очень тяжело. Например, четвертым пятилетним планом (1946-1950 гг.) предусматривалось не только восстановление сельскохозяйственного производства, но и его рост в размере 27 % к

1 Земсков В. Н. Спецпоселенцы в СССР. 1930-1960. М., 2005. С. 157.

2 Вербицкая О. М. Население российской деревни в 1939-1959 гг.: проблемы демографического развития. М., 2002. С. 54.

3 Зима В. Ф. Указ. раб. С. 201.

4 Там же.

5 Вербицкая О. М. Указ. раб. С. 23.

56

уровню 1940 г. Реально же в 1950 г. удалось произвести лишь 99 % от довоенного уровня валовой продукции сельского хозяйства1.

«Разрушение деревни в конце 1940-х — начале 1950-х гг. достигло катастрофических размеров. В 1951 г. производство зерна составляло 82 %, подсолнечника — 65, льноволокна — 55, картофеля — 77, овощей — 69 % от уровня 1940 г.»2 Поголовье скота в колхозах уступало его численности в предвоенный год. «По плану намечалось иметь в 1951 г. в колхозах 34 млн голов крупного рогатого скота, 18 млн свиней, 88 млн овец и коз, а имели соответственно 28, 12, 68 млн голов»3.

Одной из попыток решить накопившиеся в аграрном секторе проблемы стало массовое укрупнение колхозов на рубеже 1940-1950-х гг. В малых размерах колхозов государство усматривало одну из причин их экономической слабости, препятствие для производительного использования современной техники, раздутость штата административно-обслуживающего персонала. За три года число колхозов сократилось с 225 тыс до 94 тыс.4 Однако трудно говорить о каком-либо значительном влиянии объединения хозяйств на подъем уровня аграрного производства в целом по СССР. Многие деревни были объявлены «неперспективными» и их население подлежало переселению. В результате увеличился отток сельских жителей в город, при этом значительную часть их составляла молодежь. Если численность городского населения СССР выросла за 1946-1953 гг. с 58 млн до 80,2 млн чел., то сельского — сократилась с 112,5 млн до 107,8 млн чел.5 «Использовались любые способы, позволяющие преодолеть паспортные ограничения: уход по оргнабору, отъезд на учебу, служба в армии, замужество и пр. Особенно усиливалось бегство в те годы, когда деревня испытывала усиление государственного гнета»6.

К началу 1950-х гг., как справедливо отмечают исследователи Коми деревни в послевоенные годы Д. В. Милохин и А. Ф. Сметанин, глубокий послевоенный социально-экономический кризис в аграрном секторе приобретал все менее контролируемый характер, несмотря на усиление государственного контроля, последствия которого

1 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях... Ч. 2. 1925-1953. М„ 1953. С. 1051.

2 Зима В. Ф. Указ. раб. С. 200.

3 Там же.

4 Россия в мировой истории: учеб. для вузов. М., 2003. С. 434.

5 Попов В. П. Сталин и советская экономика в послевоенные годы // Отечественная история. 2001. № 3. С. 72.

6 Там же.

57

грозили стать необратимыми1. Деревня срочно нуждалась в помощи, в изменении государственных приоритетов, новом отношении к колхозному крестьянству.

Однако только после смерти И. В. Сталина 5 марта 1953 г. новое руководство страны в лице Председателя Совета министров СССР Г. М. Маленкова и Первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева инициировало начало реформ в аграрной сфере, предполагавших замену системы внеэкономических мер принуждения принципами материального стимулирования.

Таким образом, в аграрной политике Советского государства в конце 1920-х — начале 1950-х гг. выделяются четыре основных этапа.

Для первого этапа (конец 1920-х — 1932 г.) характерны отказ от основополагающих принципов нэпа на фоне кризиса хлебозаготовок и усиление в связи с этим административного давления на единоличное крестьянство; форсирование огосударствления сельского хозяйства, осуществляемого фактически без учета реальных особенностей различных регионов страны. Одновременно происходит развертывание широкомасштабной репрессивной политики в деревне под лозунгом «ликвидации кулачества как класса», призванной решить ряд конкретных экономических (передача колхозам средств производства «раскулаченных» хозяйств, спецколонизация необжитых районов) и общественно-политических (психологическое давление на сельское общество, устранение противников коллективизации) задач.

На втором этапе (1933-1940 гг.) происходит поиск путей организационно-хозяйственного укрепления созданной колхозно-совхозной системы через расширение сети МТС и насыщение их разнообразной техникой, внедрение современных способов производства, подготовку сельскохозяйственных кадров; осуществляются попытки налаживания внутриколхозной жизни (разрешение личного подсобного хозяйства, организация колхозной торговли и т. д.); предпринимаются меры по повышению культурно-образовательного уровня села и т. п. В то же время нестабильность работы «социалистического сектора», очевидные провалы планов по его развитию оказали непосредственное влияние на новый всплеск репрессий в отношении сельского населения в период «Большого террора» 1937— 1938 гг.

Третий этап (первая половина 1940-х гг.) связан с экстремальными условиями Великой Отечественной войны, когда задача обеспечения фронта и тыла необходимыми ресурсами решалась путем

1 Милохин Д. В. Коми колхозная деревня в послевоенные годы, 1946-1958: соц.-экон. аспекты развития. М., 2005. С. 44.

58

ужесточения «беспощадной требовательности» со стороны государства к деревне с целью максимального изъятия продукции аграрного сектора и финансовых средств. В то же время власть в обстановке усугубления в военные годы проблем колхозного производства была вынуждена временно мириться с расширением личного подсобного хозяйства колхозников, которое не только спасало их от голодной смерти, но и являлось дополнительным источником доходов государства.

На четвертом этапе (вторая половина 1940-х — начало 1950-х гг.) поставленная руководством Советского Союза цель восстановления довоенного уровня развития колхозного сектора и дальнейшего его укрепления в условиях остающегося приоритета тяжелой промышленности достигалась путем усиления партийного и государственного контроля за производством сельскохозяйственной продукции; повышения ответственности колхозов и колхозников за выполнение обязательств перед государством; ужесточения производственной дисциплины в колхозах с одновременным ограничением личного подсобного хозяйства; развертывания новых репрессий. Однако рост государственного давления не приводил к предполагаемым социально-экономическим результатам. Становилось все более очевидным, что деревня нуждалась в реформировании существовавшей системы взаимоотношений с государством, что начало воплощаться в жизнь только после смены политического руководства страны в 1953 г.

Глава 2

МАССОВАЯ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ В МОРДОВИИ В ГОДЫ ПЕРВОЙ ПЯТИЛЕТКИ: ФОРМЫ, МЕТОДЫ И ОСОБЕННОСТИ ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ

Деревня накануне «великого перелома»

и первая попытка форсирования коллективизации

Новая экономическая политика, основные положения которой были провозглашены В. И. Лениным в марте 1921 г. на X съезде ВКП(б), оказала благоприятное влияние и на возрождение средне-волжской деревни. На территории Мордовии позитивные сдвиги становятся особенно заметными с середины 1920-х гг. Так, к 1926 г. посевные площади составили 90,4 % к уровню 1913 г., урожайность зернобобовых культур — 73,0 к уровню средних урожаев за десять довоенных лет, поголовье коров увеличилось на 20,8, овец — на 41,2, коз — более чем на 150 %1. Положительная динамика в развитии производительных сил деревни сохранялась и в последующие годы.

К 1929 г. сельское хозяйство Мордовии, превзойдя по большинству показателей дореволюционный уровень, достигло пика в своем развитии за 1920-е гг. Например, если в 1913 г. посевная площадь составляла 903 тыс. дес, то в 1929 г. — более 1 млн дес. (см. прил. 2 и 3), поголовье лошадей в 1916 г. в границах 1937 г. — 211,9 тыс. голов, а в 1929 г. — более 210,3 тыс., крупного рогатого скота — соответственно 297,3 тыс. и до 372,6 тыс. голов, овец и коз — 843,2 тыс. и до 1101,5 тыс. голов (см. прил. 20). С 1917 по 1928 г. позитивные изменения произошли в обеспеченности сельского хозяйства Мордовии основными видами сельскохозяйственных орудий и машин. Так, количество плугов и борон в 1928 г. выросло по сравнению с 1917 г. в

1

История советского крестьянства Мордовии. Ч. 1. 1917-1937 годы Саранск 1987. С. 101. Р

60

2,4 раза, сеялок — почти в 5 раз, косилок — почти в 2,8 раза1. Мордовский округ по обеспеченности плугами и боронами на 100 га занимал четвертое место в Правобережье Средневолжской области (из пяти округов), сеялками — третье место, косилками и жатками — второе место, молотилками — последнее2.

В то же время сопоставление тягловых ресурсов довоенного и послереволюционного периодов свидетельствует об их недовосста-новленности. И хотя поголовье лошадей превысило уровень 1908 г., но в расчете на одно хозяйство и на единицу посева потребность в тягловых ресурсах на территории округа, как и во всем Правобережье Средней Волги, не обеспечивалась. Например, на территории Мордовского округа пашни на 1 тягло в 1908 г. приходилось 7,2 дес, а в 1929 г. — 9,2 дес, Пензенского округа соответственно — 7,6 и 8,7 дес, Ульяновского округа — 7,9 и 9,8 дес.3 Доля тракторов в материально-техническом обеспечении деревни Мордовии была мизерной (на 1 октября 1928 г. — 48 шт.4) и не могла компенсировать определенный недостаток тягловой силы.

Основной производительной силой крестьянского хозяйства по-прежнему оставалась рабочая сила непосредственного производителя — крестьянина. Так, в 1929 г. пахота производилась сохой еще на 56,0 %, посев вручную — на 85,6, уборка урожая косой и серпом — на 89,3, обмолот цепами — на 53,4 %5. Из зерновых культур наибольшая площадь была занята под посевами ржи (45,91 %), овса (23,3), проса (9,69 %), гречихи (3,28 %)6. Урожайность главных посевных культур (рожь, овес, просо, картофель) во второй половине 1920-х гг. в единоличном крестьянском хозяйстве оставалась неустойчивой и напрямую зависела от природных условий (см. прил. 1).

В то же время по уровню валовой продукции сельского хозяйства (особенно животноводства) Мордовия, благодаря разнообразному набору производств и за счет включения в ее территорию достаточно развитых районов Пензенской губернии, во второй половине 1920-х гг. выходит в лидеры по всему Средневолжскому региону. В 1927-1930 гг. территория Мордовии по валовой продукции животноводства занимала первое место среди остальных округов области.

1 Средне-Волжский край (экономический и социально-культурный обзор). М.; Самара, 1930. С. 167.

2 Там же.

3 Там же. С. 169.

4 История советского крестьянства Мордовии. Ч. 1. С. 131.

5 Там же.

6 Мордовский округ Средне-Волжского края: культура и хозяйство. Саранск, 1929. С. 35.

61

Аналогичная картина складывалась и по растениеводству: в 1927/28, 1929/30 хозяйственных годах — первое место; в 1928/29 г. — третье место1.

По показателям товарной продукции Мордовия делила третье место с Ульяновским округом в 1928/29 хозяйственном году и занимала первое место по Средневолжской области в 1929/30 г.2 Основная масса продукции сельского хозяйства в урожайный год поступала от Заволжья, в неурожайный — от Правобережья, и таким образом одна половина Средневолжской области дополняла другую. В то же время по относительным средним размерам валовой и товарной продукции на душу населения Мордовия из-за самой высокой плотности сельского населения (аграрное перенаселение) — 49,7 чел. на км2 — занимала в 1928-1929 гг. предпоследнее место в Правобережье3.

Общий подъем производительных сил в сельском хозяйстве в годы нэпа способствовал уменьшению числа беспосевных и малопосевных хозяйств, хозяйств без рабочего и продуктивного скота. Происходили заметные изменения и в социальной структуре крестьянства. Мы согласны с мнением известной исследовательницы Ш. Фицпатрик, что «...реальный процесс классовой дифференциации оказывал значительно меньшее воздействие на крестьянское общество, нежели понимание большевиками классовой дифференциации, которое лежало в основе официальной политики и поведения по отношению к крестьянам, прямо влияло на их жизнь»4. Но власти накануне коллективизации упорно пытались разделить все крестьянство на три, по их мнению, четкие группы: «батрацко-бедняцкая», «середняцкая», «кулацкая», или «кулацко-зажиточная». При этом значительную роль играли «ярко выраженные политические мотивы»5, что облегчило в годы сплошной коллективизации развертывание широкомасштабной репрессивной политики.

Анализ социальной структуры крестьянского социума за 1926-1929 гг. показывал следующее: с одной стороны, происходило укрепление средних слоев крестьянства, что четко прослеживалось по группировке крестьянских хозяйств по натуральным признакам, несмотря на всю их относительность, а с другой — постепенное сокращение полярных групп, особенно «бедноты», хотя этот процесс и не

1 ЦГА РМ. Ф. Р-318. On. 1. Д. 10. Л. 13.

2 Средне-Волжский край. С. 264.

3 Там же. С. 364-365.

4 Фицпатрик Ш. Классы и проблемы классовой принадлежности в Советской России 20-х гг. // Вопросы истории. 1990. № 8. С. 25.

5 Там же.

62

был непрерывным. Со всей очевидностью это было видно при группировке крестьянских хозяйств по посеву1.

Во второй половине 1920-х гг. число хозяйств без рабочего скота уменьшилось в среднем на 3,8 %, бескоровных — на 1,4 %2, доля хозяйств с усовершенствованным сельскохозяйственным инвентарем в среднем выросла на 2,5 %3, что свидетельствовало об относительном укреплении технической базы деревни.

Необходимо отметить, что в 1928 г. в процессе неуклонного роста производительных сил деревни Мордовии происходит заметный спад, связанный с увеличением экономически маломощных крестьянских хозяйств без рабочего скота и пахотного инвентаря и т. д. Очевидно, что основная причина заключается в самом высоком приросте новых крестьянских хозяйств (+8295) за весь послевосста-новительный период4. Дробление хозяйств опережало приобретение ими рабочего скота и различного сельскохозяйственного инвентаря. Этому способствовало и существенное изменение с 1928 г. внутриполитического курса, коснувшееся прежде всего крестьянства, на плечи которого были возложены задачи индустриализации страны. Так, новый закон о Едином сельхозналоге (ЕСХН) от 21 апреля 1928 г. представлял собой дальнейший шаг в развитии принципа прогрессивного налогообложения. Одновременно были расширены льготы коллективным хозяйствам5. Особенно пострадали при этом зажиточные хозяйства, как правило, многопоколенные семьи, которые стремились разделиться и перейти в низшие категории, что стало особенно заметно в 1929 г. Одной из первых попыток на пути ограничения хозяйственной деятельности «эксплуататорских» слоев явилась налоговая кампания 1928/29 г. Уже тогда в Мордовии были основательным образом задеты интересы середняка, как самой многочисленной группы деревни. Так, по данным на сентябрь 1928 г., в Мордовском округе Средневолжской области было обложено в «индивидуальном порядке» 6093 хозяйства (3,1 %) и с применением «процентных надбавок» еще 9367 хозяйств (4,8 %), что вызвало негативную реакцию крестьянства. По данным 15 райисполкомов округа, в районные налоговые комиссии поступило 33 100 жалоб, из которых удовлетворено было 28 332 (85,6 %)6. В результате пересмотра произведенного

1 История советского крестьянства Мордовии. Ч. 1. С. 115.

2 Там же. С. 116.

3 Там же. С. 118.

4 Там же. С. 117.

5 Еферина Т. В. Налоговая политика и крестьянское хозяйство в 1920-1930-е годы. Саранск, 1997. С. 18.

6 Там же. С. 21.

63

исчисления налога доля индивидуально обложенных хозяйств снизилась до 904 хозяйств, или до 0,36 %1.

Идеологическая подоплека довольно четко прослеживается на примере ежегодных обследований для определения «классового расслоения» крестьянства в Мордовском округе, проводимых на основе нескольких критериев (по посеву, по наличию рабочего скота и коров) весной 1928 г. и весной 1929 г. Так, признаки бедняцких и середняцких хозяйств не изменились: к первым отнесли хозяйства с посевом до 3,09 дес, не имеющие рабочих лошадей и коров (в 1928 г. — 40,3 %; в 1929 г. — 37,6 %); ко вторым — с посевом от 3,10 до 8,09 дес, имеющих одну рабочую лошадь и одну корову (в 1928 г. — 52,3 %, в 1929 г. — 59,1 %)2. Совсем другая ситуация сложилась с определением более зажиточных крестьянских хозяйств. В 1928 г. были выделены две группы: «зажиточная» — хозяйства с посевом от 8,10 до 16 дес, с двумя рабочими лошадьми и двумя коровами (7,1 %) и «кулацкая» — с посевом свыше 16 дес, с тремя и более рабочими лошадьми и с тремя и более коровами (0,3 %)3. Согласно этим критериям, к «кулацким» было отнесено чуть более 750 хозяйств. Однако в 1929 г. в угоду политической конъюнктуре произошло механическое объединение признаков «зажиточной» и «кулацкой» групп, и картина расслоения стала выглядеть уже по-иному: в «кулацко-зажиточной группе» (хозяйства с посевом свыше 8,10 дес, с двумя и более головами рабочего скота и с двумя и более коровами) в 1928 г. оказалось 18 782 хозяйств (7,4 %), а в 1929 г. — 8419 хозяйств (3,3 %)4. В дальнейшем из наименования третьей группы и вовсе исчезло слово «зажиточные», и в 1940 г. Статистическое управление МАССР уже приводило такие данные о социальной структуре деревни Мордовии в 1928 г.: «кулацкие хозяйства» — 18 782, «бедняцко-середняцкие хозяйства» — 235 029s.

Еще одним из способов определения соотношений социальных групп крестьянства стало использование с 1927 г. нового статистического метода изучения социально-экономического развития деревни. Его основой являлась группировка крестьянских хозяйств по стоимости всех средств производства и социальным отношениям (наем — сдача в наем рабочей силы, аренда — сдача в аренду земли и т. п.). Выборочная гнездовая перепись, проводившаяся в 1927 г. на основе данного метода, охватила в трех гнездах (Кочкуровском, Та

1 Еферина Т. В. Указ. раб. С. 22.

2 ЦГА РМ. Ф. Р-662. Оп. 7. Д. 13. Л. 12; Ф. 326-П. On. 1. Д. 923. Л. 39-40.

3 Там же.

4 Там же.

5 Там же. Оп. 30. Д. 2. Л. 342.

лызинском и Темниковском) 4224 крестьянских хозяйств. Итоговая разработка ее материалов показала значительное преобладание среднего крестьянства, то есть групп мелких самостоятельных производителей со стоимостью средств производства от 200 до 1600 руб., или 80,4 % от всего обследованного крестьянства. Пролетарская и полупролетарская группа составила всего 18,6 % от всех хозяйств. К «кулацким» перепись отнесла все мелкокапиталистические хозяйства со стоимостью средств производства свыше 1600 руб., или 1,0 % от всех хозяйств1.

На слабое социальное расслоение деревни Правобережья Средней Волги (куда относилась и Мордовия) по сравнению с Левобережьем указывалось в экономическом и социально-культурном обзоре «Средне-Волжский край» (1930 г.)2. В нем также отмечалось, что ведущую роль в социально-экономических отношениях в деревне Мордовии играло среднее крестьянство, в руках которого было сосредоточено более половины всех посевов, лошадей и крупного рогатого скота. Оно выступало основным сдатчиком средств производства (75,5 % хозяйств, участвовавших в данных отношениях) и основным арендатором земли (более 4/5 от всего количества арендаторов). «Кулачество» не играло существенной роли в арендных отношениях, не получила широкого распространения и такая форма земельных отношений, как найм рабочей силы. В 1927 г. процент крестьянских хозяйств, нанимавших рабочих в Мордовии, был в 2,2 раза меньше, чем в РСФСР, и в 2,1 раза меньше, чем в Среднем Поволжье3. Доля хозяйств, отпускающих рабочую силу, составляла 40,2 % и была выше, чем в других регионах Средневолжского края, но избыток рабочих рук в хозяйстве и меньший вес «кулацких» дворов устраняли острую необходимость найма работников даже в критические периоды производства. Отпуская большое количество работников на сторону, деревня Мордовии сравнительно мало нанимала их в свои хозяйства (11,4 %), и в основной массе рабочая сила использовалась вне сельского хозяйства4.

В конце 1920-х гг. на территории Мордовии значительное развитие в деревне получила кооперация в различных ее видах (потребительская, сельскохозяйственная, кредитная и производственная). Например, в систему потребкооперации в Мордовском округе на 1 октября 1929 г. входило 122 объединения с 129,8 тыс. чел. Кооперированность

1 История советского крестьянства Мордовии. Ч. 1. С. 119-120.

2 Средне-Волжский край. С. 182-192.

3 История советского крестьянства Мордовии. Ч. 1. С. 122.

4 Средне-Волжский край. С. 191.

65

крестьянских хозяйств округа составляла 52,2 В 1928 г. через потребкооперацию проходило более половины розничного товарооборота (51,1 %),ав 1929 г. — уже 67,8 %2. Система сельскохозяйственной кооперации округа на 1 октября 1928 г. насчитывала 64 кредитных товарищества с 41,25 тыс. членов (в среднем на одно товарищество — 644 члена). Кредитная кооперация охватывала более 16 % хозяйств3. Производственное кооперирование по округу было незначительное. На 1 октября 1928 г. насчитывалось 180 подсобно-производственных (машинные, мелиоративные, животноводческие) кооперативов с 4714 членами, 118 по переработке и сбыту (птично-яичные, маслодельные, картофелетерочные и т. д.) с 2391 членами4.

Наиболее благосклонно советская власть относилась к коллективным хозяйствам (коммуны, сельхозартели, товарищества по совместной обработке земли (ТОЗы)) и совхозам, видя в них практически единственный выход из периодически возникающих кризисных явлений в аграрной сфере. Однако число их накануне перехода к сплошной коллективизации по всей Средней Волге было незначительным. Так, на 1 октября 1928 г. в 158 колхозах Мордовского округа состояло 2,9 тыс. хозяйств (1,1 %), а на 1 октября 1929 г. в 387 колхозах — 7,8 тыс. (3,1 %) (см. прил. И). Основную массу коллективных хозяйств на территории Мордовского округа составляли ТОЗы (в октябре 1928 - около 80 %, а в октябре 1929 г. - 87 %) как наиболее приемлемая форма сельскохозяйственной производственной кооперации для крестьянства. Подобная же ситуация, например, складывалась и в других национальных образованиях Среднего Поволжья: в Чувашской АССР на октябрь 1929 г. ТОЗы — 72,5 %, в Марийской АО — 63,8 %5. В социальном составе колхозов Мордовского округа, особенно коммун, преобладала «беднота»: в 1928 г. — 56,1 %, в 1929 г. — 58,9, «середняки» составляли соответственно 41,4 и 41,9 %, а «зажиточные» последовательно изгонялись (2,5 % в 1928 г. и всего 0,3 % в 1929 г.)6.

Стремление крестьянства придерживаться традиционных форм хозяйствования нашло свое отражение и в результатах проведенного

1 Средне-Волжский край. С. 384.

2 История советского крестьянства Мордовии. Ч. 1. С. 150.

3 Мордовский округ Средне-Волжского края. С. 75.

4 Там же. С. 75-76.

5 Ерошкин В. А. Социально-экономическая и политическая обстановка в Марий-скойдеревнев20-его ды//Проблемы истории марийской деревниХХвека. Йошкар-Ола, 2001. С. 12; Коллективизация сельского хозяйства в Нижегородском-Горьковском крае (1927-1937): док. и материалы. Киров, 1985. С. 123.

6 ЦГА РМ. Ф. 326-П. On. 1. Д. 896. Л. 18.

66

летом 1929 г. Средневолжским областным земельным управлением выборочного экспедиционного статистического обследования в трех округах: Оренбургском, Самарском и Мордовском. Оно показало, что из 765 опрошенных хозяйств в Кочкуровском районе Мордовского округа (68 % населения — мордва) 92,3 % желали вести общинную форму землепользования, 6,5 % — коллективную и 1,2 % — участковую1. Действительно, в годы нэпа произошло укрепление позиций общины на территории Мордовии. К 1929 г. около 98 % всех крестьянских хозяйств здесь были «повязаны» общинной формой землепользования. Община по-прежнему являлась регулятором практически всех сторон жизнедеятельности крестьян. Формирование основ «политического сознания», отношения к внутренней и внешней политике государства происходило также внутри общины.

Однако советско-партийное руководство не устраивало существующее положение дел в деревне. Предпринимались меры для обострения социальной напряженности внутри крестьянского социума, разрушения общинного самоуправления и роста «авторитета» сельских советов и партийных организаций. Все это должно было помочь в ходе предполагаемой реализации ускоренной ломки традиционных отношений в деревне в виде массового колхозного строительства.

Результатом последовательных сдвигов в сторону «классового подхода» в аграрной политике стало принятие в мае 1929 г. Постановления СНК СССР «О признаках кулацких хозяйств, в которых должен применяться кодекс законов о труде»2. Согласно ему, были определены пять признаков «кулацких» хозяйств: 1) применение наемного труда; 2) наличие в хозяйстве промышленного предприятия (мельница, маслобойня, крупорушка) с применением механического двигателя; 3) сдача в наем сложных сельхозмашин; 4) сдача в наем оборудованных помещений под жилье или предприятие; 5) занятие торговлей, ростовщичеством, коммерческим посредничеством, служение религиозному культу. При этом число «кулацких» хозяйств не должно было превышать 3 %. Даже после такого указания до начала активной фазы хлебозаготовок осенью 1929 г. с поиском «эксплуататоров» ощущались затруднения. Так, в конце лета 1929 г. Мордовская окружная налоговая комиссия (ОНК) утвердила дела по 2602 хозяйствам (или 1,02 % всех учтенных в округе) из представленных 2696 к индивидуальному обложению, в том числе хозяйств торговцев и скупщиков — 1397, имеющих промышленные предприятия — 588,

Артищев Р. Отношение населения к различным формам землепользования и землеустройству // Среднее Поволжье. 1929. № 11. С. 10-11.

Документы свидетельствуют: Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации, 1927-1932 гг. М, 1989. С. 221-222.

67

служителей религиозного культа — 463, постоянно эксплуатирующих наемный труд — 63, прочих — 91 хозяйство1. Однако в связи с принятием жестких мер в ходе хлебозаготовок, а затем с провозглашением политики коллективизации и «раскулачивания» количество «индивидуалов» в деревне Мордовии стало возрастать: на 1 ноября 1929 г. - 1,81 %, на 1 декабря - 1,93, на 1 января 1930 г. - 2,03, на 1 февраля - 2,12 %2.

«Классовый подход» в аграрной политике нашел свое воплощение в ходе хлебозаготовительных кампаний конца 1920-х гг. Трудности при заготовках хлеба возникли в том числе и по вине властей (преувеличение военной опасности, низкие закупочные цены, разжигание социальной розни в деревне и т. д.). Однако в условиях подавления всяческой оппозиции вопрос был решен однозначно и именно «кулачество» было обвинено И. В. Сталиным в организации «хлебной стачки». Им же признавалась возможность «при известных условиях применять чрезвычайные меры против классового врага, против кулачества»3. В результате выполнения сталинских указаний летом-осенью 1929 г. политика экономического вытеснения зажиточных слоев постепенно стала перерастать в насильственную ликвидацию отдельных пока еще хозяйств, отнесенных советской властью к «кулацким».

Итоги проведения хлебозаготовок в 1927/28 хозяйственном году по Мордовскому округу показали, что план заготовок хлеба был выполнен лишь на 70 % (вместо 3605 тыс. пуд. заготовлено 2542,1 тыс. пуд.4). В 1929 г. левобережные округа Средневолжской области в отличие от правобережных оказались подвержены частичному недороду. Именно поэтому на правобережные округа (Пензенский, Мордовский, Сызранский, Ульяновский и Кузнецкий) была возложена главная обязанность выполнения годового плана хлебозаготовок5. В то же время предварительные расчеты хлебофуражного баланса Мордовского округа на 1929 г. показали, что соотношение сбора и расхода зерновых будет отрицательным и в этом году. По составленному балансу зерновых культур Мордовского округа на 15 июля 1929 г. приход в 1928/29 г. исчислялся в более 548 тыс. т, в 1929/30 г. — в 614,5, а расход — соответственно в 626,1 и в 663 тыс. т6.

1 История советского крестьянства Мордовии. Ч. 1. С. 126.

2 Еферина Т. В. Указ. раб. С. 30.

3 Сталин И. В. Сочинения. Т. 12. М., 1953. С. 89.

4 ЦГА РМ. Ф. 326-П. On. 1. Д. 559. Л. 85.

5 Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939: док. и материалы: В 5 т. Т. 1. Май 1927 - ноябрь 1929. М., 1999. С. 683.

6 ЦГА РМ. Ф. 326-П. Оп.1. Д. 548. Л. 14.

68

Окружной план хлебозаготовок на 1929/30 г. был определен в 3300 тыс. пуд. (более 54 тыс. т), а контрольные цифры по 23 районам были окончательно утверждены 28 августа и уже 30 августа предъявлены руководству каждого района. При этом все райкомы и райисполкомы обязывались произвести распределение полученного задания по сельским советам не позднее 5 сентября с тем, чтобы последние довели контрольное задание до села и крестьянских дворов не позднее 10 сентября 1929 г. Большинство районов округа выполнили эту директиву. Но в Беднодемьяновском, Наровчатском, Козловском и Рузаевском районах в отдельных селах распределение хлебозаготовительного плана по дворам затянулось до 15-22 сентября. Кроме того, 21 сельсовет отказался от принятия контрольных заданий, а 5 сельсоветов возбудили ходатайство перед районными органами об их снижении на 50 %. Лишь после применения административных мер воздействия (арест председателей и членов сельсоветов, отдельных крестьян) план хлебозаготовок принимался в селе на следующий же день1.

В начале хлебозаготовительной кампании (июль-август 1929 г.) заготовки велись вяло. Крестьяне не желали за бесценок продавать государству хлеб, так как заготовительные органы принимали его по цене значительно ниже рыночной. Например, один пуд ржи у заготовителя в Беднодемьяновском районе стоил 82 коп., а на рынке — от 4,5 до 5,0 руб.2, в Ардатовском районе — 88 коп. и 2,48 руб., в Торбеев-ском — 93 коп. и 5,5 руб., в Чамзинском — 92 коп. и 2,8 руб.3

Причины были и в отсутствии в сельской потребительской кооперации самых необходимых в хозяйстве товаров: мануфактуры, хозяйственного и туалетного мыла, гвоздей, ниток, иголок, сахара и т. д. Объем ввоза товаров в Мордовский округ не только не увеличивался по мере выполнения годового хлебозаготовительного плана, но даже стал снижаться по сравнению с предыдущим годом4. Крестьяне предпочитали продавать хлеб на рынке и при этом рассуждали так: «Сдам пуд хлеба по государственной цене 92 коп., а за эти деньги на вольном рынке можно купить 5 пачек махорки и 5 листов курительной бумаги или 2 фунта мыла, так как в кооперации этих товаров нет»5. На рынок хлеб в небольшом количестве (1-2 пуд.) вывозили и бедняцкие хозяйства. По объяснению одного бедняка, так как для внутри

1 ЦГА РМ. Ф. 326-П. On. 1. Д. 558. Л. 123.

2 Там же. Д. 551. Л. 10.

3 Там же. Ф. Р-318. On. 1. Д. 25. Л. 3-223.

4 Там же. Ф. 326-П. On. 1. Д. 616. Л. 145-146.

5 Там же. Д. 551. Л. 10.

69

хозяйственного оборота ему нужно 5-10 руб., для этого он должен был сдать в хлебозаготовки 5-10 пуд. хлеба, каковых у него не было, а с продажи на рынке одного пуда он в основном удовлетворял свои потребности1.

Таким образом, ряд сложившихся объективных условий (дефицитность зерновых культур, влияние соседних потребляющих регионов, отсутствие товаров в потребкооперации, разрыв цен, а также перегибы в предыдущую хлебозаготовительную кампанию) препятствовал выполнению государственных хлебозаготовок и в 1929 г.

Выход, как и в предыдущем году, был найден в ужесточении репрессий (как в отношении крестьян, так и местных руководителей) за невыполнение государственных заданий по заготовкам хлеба. Этого прямо требовали в своих многочисленных директивах высшие партийные органы2. Темпы хлебозаготовок в округе стали нарастать с начала сентября из пятидневки в пятидневку. Одновременно усиливался и нажим на деревню. Так, Средневолжская областная оперативная хлебная пятерка на своем заседании 5 октября 1929 г. рекомендовала окружкомам до 20 октября применить статью 61 УК РСФСР не менее чем к 3-4 % крестьянских хозяйств3. Обязательные задания должны даваться 10-15 % всех крестьянских хозяйств ( «кулацко-зажиточная прослойка» )4.

Уже к 3 ноября 1929 г. годовое задание по продовольственным культурам было выполнено на 105 %. Вместе с тем по линии ОГПУ из деревни было «изъято» больше 400 чел., по статье 61 УК РСФСР привлечено к ответственности 950 крестьянских хозяйств (0,37 % от всех хозяйств округа)5. В течение только октября Окружным судом рассмотрено 19 дел по статье 58 УК РСФСР6. Привлечено по этим

1 ЦГА РФ. Ф. 326-П. On. 1. Д. 551. Л. 21.

2 Трагедия советской деревни. Т. 1. С. 679-680,691-692,695-699.

3 Статья 61 УК РСФСР (новая редакция) гласила: «Отказ от выполнения повинностей, общегосударственных заданий или производства работ, имеющих общегосударственное значение, в первый раз — штраф, налагаемый соответствующим органом власти, в пределах до пятикратного размера стоимости наложенного задания, повинности или работ; во второй раз — лишение свободы или принудительные работы до одного года.

Те же действия, совершенные группой лиц, по предварительному соглашению с оказанием активного сопротивления органам власти в проведении повинности, заданий или работ, — лишение свободы на срок до двух лет с конфискацией всего или части имущества, с выселением из данной местности или без него». См.: СУ РСФСР. 1929. № 60. Ст. 591.

4 ЦГА РМ. Ф. 326-П. On. 1. Д. 946. Л. 15-16.

5 Там же. Д. 551. Л. 118.

6 Глава УК РСФСР «Преступления государственные» была введена в действие после вступления в силу Положения о преступлениях государственных, принятого III сессией ЦИК СССР 27 февраля 1927 г. (СЗ СССР. 1927. № 12. Ст. 123). Статьи

70

делам 81 чел., из них 77 осуждено и 4 оправдано. По социальным группам осужденные распределялись так: попы — 5 чел., псаломщик — 1, врач — 1, учитель — 1, бывший полицейский служащий — 1, «кулаки» — 7, бывшие торговцы — 7, жены торговцев — 5, зажиточные крестьяне — 17, крестьяне-середняки — 14, маломощные середняки — 12, крестьяне-бедняки — 6 чел. Почти 64 % осужденных из

58*-5814 УК (контрреволюционные преступления) были приняты 6 июня 1927 г. (СУ РСФСР. 1927. № 49. Ст. 330).

В большей степени противодействие сельского населения политике властей попадало под следующие части статьи 58:

Ст. 587. «Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы, а равно кооперации, совершенный в контрреволюционных целях путем соответствующего использования государственных учреждений или предприятий или противодействия их нормальной деятельности, а равно использование государственных учреждений и предприятий или противодействие, совершаемые в интересах бывших собственников или заинтересованных капиталистических организаций, влекут за собой меры социальной защиты, указанные в ст. 582 настоящего Кодекса» (то есть вплоть до высшей меры социальной защиты — расстрела, а при смягчающих обстоятельствах — лишение свободы на срок не ниже трех лет с конфискацией имущества. — Т. Я.).

Ст. 588. «Совершение террористических актов, направленных против представителей Советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций и участие в выполнении этих актов, хотя бы лицами, не принадлежащими к контрреволюционной организации, влекут за собой меры социальной защиты, указанные в ст. 582 настоящего Кодекса».

Ст. 589. «Разрушение или повреждение с контрреволюционной целью взрывом или другими способами железнодорожных или иных путей и средств сообщения, средств народной связи, водопровода, общественных складов и иных сооружений или государственного или общественного имущества влекут за собой меры социальной защиты, указанные в ст. 582 настоящего Кодекса».

Ст. 5810. «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений... а равно распространение или изготовление, или хранение литературы того же содержания влекут за собой лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже шести месяцев.

Те же действия при массовых волнениях, или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении, влекут за собой меры социальной защиты, указанные в ст. 582 настоящего Кодекса».

Ст. 5814. «Контрреволюционный саботаж, то есть сознательное неисполнение кем-либо определенных обязанностей или умышленно небрежное их исполнение со специальной целью ослабления власти правительства и деятельности государственного аппарата, влечет за собой лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже одного года, с конфискацией всего или части имущества, с повышением, при особо отягчающих обстоятельствах, вплоть до высшей меры защиты — расстрела с конфискацией имущества».

71

крестьян никакого отношения к «кулакам» не имели, что только подтверждает сдвиг вектора репрессивной политики государства против всего крестьянского социума. К расстрелу были приговорены 17 чел., в числе которых 4 попа, 1 псаломщик, 5 «кулаков», 4 бывших торговца и 3 зажиточных крестьянина, а из оставшихся 50 чел. приговорены к различным срокам лишения свободы, 8 чел. — к принудительным работам и 2 чел. — условно1.

Согласно отчету о проведении хлебозаготовительной кампании, на 18 ноября 1929 г. план заготовок по Мордовскому округу был распределен следующим образом: «а) социалистический сектор: колхозы — 240 тыс. пуд. (7,75 % от плана), совхозы — 60 тыс. пуд. (1,5 % от плана); б) кулацко-зажиточные хозяйства — 12 % от общего числа хозяйств (примерно 30 тыс. хозяйств) — 1284 тыс. пуд. (39 % от плана); в) середняцкие хозяйства — 51 % от общего числа хозяйств — 1551 тыс. пуд. (47 % от плана); г) бедняцкие хозяйства — 7 % от общего числа хозяйств — 165 тыс. пуд. (5 % от плана); д) совсем не привлечено бедняцких хозяйств — 32 % от общего числа хозяйств округа»2.

В ответ на репрессии в ходе хлебозаготовок в Мордовии участились случаи террора по отношению к отдельным работникам местного актива (угрозы, избиения, убийства и поджоги). При этом четко прослеживается их рост по мере усиления темпа хлебозаготовок: в июле был 1 террористический акт, в августе — 12, в сентябре — 35, в октябре — 45 и в ноябре — 183 (всего за 5 месяцев — 111). А всего с начала 1929 г. и по конец ноября в округе было зарегистрировано 155 «террористических» проявлений4. Для сравнения, по данным ОГПУ, в Чувашской АССР было зафиксировано с июля по ноябрь 10 антисоветских проявлений, а в Марийской АО — б5.

Недовольство сложившейся ситуацией в деревне и методами решения назревших проблем высказывали представители практически всех слоев крестьянства Мордовии от бедноты до зажиточных. Безоговорочно против были представители «кулацко-зажиточной верхушки», к которой, судя по распределению хлебозаготовок, отнесли до 12 % хозяйств округа.

Терпеливое поначалу отношение к хлебозаготовкам середнячества постепенно менялось в сторону откровенной враждебности к мероприятиям советской власти. Отсутствовала безусловная поддержка

1 ЦГА РМ. Ф. 326-П. On. 1. Д. 621. Л. 121.

2 Там же. Д. 552. Л. 123.

3 Там же. Д. 554. Л. 41.

4 Там же. Д. 621. Л. 114.

5 Трагедия советской деревни. Т. 1. С. 743.

72

и со стороны, казалось бы, ее союзников, то есть батрацко-бедняцких слоев.

Настроение крестьянской массы в этот период можно проследить по докладным запискам и спецсводкам ОГПУ за июль-ноябрь 1929 г. в связи с вооруженным конфликтом на КВЖД и с хлебозаготовительной кампанией. Факты, изложенные в них, говорят о поразительно единодушном неприятии внутренней политики руководства страны представителями различных слоев деревни Мордовского округа. Надежда на скорую войну с Китаем и капиталистическими странами, на изменения в политическом строе СССР красной нитью проходит через основную массу высказываний крестьян, приведенных в данных документах.

Приведем только несколько выдержек из таких документов. «Война с Китаем уже началась, и китайские войска заняли у нас два города, скорее бы нашу сволочь передушили» (зажиточный крестьянин В. Преведенцев из с. Андалово Зубово-Полянского района); «Советская власть, это не власть, а грабиловка» (середняк, член сельсовета В. Юртаев из с. Старые Пиченгуши Ельниковского района); «Советская власть грубо ошиблась. Во время гражданской войны, несмотря на то, что красноармейцы были голодны и босы, но сумели отразить врага. Это потому, что крестьяне чувствовали себя свободными людьми, а теперь возьмем настроение крестьянских масс, то, пожалуй, что Советская власть окажется как дупляное дерево» (середняк Г. Тудял-кин, инвалид гражданской войны из с. Кечушево Ардатовского района); «Советской власти подходит крах. Во всем ощущается недостаток, как, например: нет никаких товаров, ни продуктов. Власть берет от крестьян последний хлеб. В случае если вспыхнет война, то наступит конец коммунистам и Советской власти» (колхозник П. Черен-шаев из с. Левжа Рузаевского района); «Если будет война, то часть, которую мне дадут, вся будет идти против коммунистов и советской власти» (С. Лыков, середняк, командир Красной армии в запасе из с. Лада Ромодановского района); «Если будет война, то я в первую очередь порежу коммунистов, сколько успею» (бедняк П. Потапкин из с. Мордовские Парки Краснослободского района)1.

Необходимо отметить, что местные органы власти нередко были против непосильных хлебозаготовок и репрессий. Выше уже упоминалось, что 21 сельсовет отказался от принятия заданий по хлебозаготовкам. Во время проведения основных мероприятий на селе (хлебозаготовки, займы, самообложение, налоги, весенняя и осенняя посевные кампании) за период с 1 апреля по 10 октября 1929 г. толь-

1 ЦГА РМ. Ф. 326-П. On. 1. Д. 614. Л. 84,116,166,266.

73

ко по 9 районам были сняты 113 председателей сельсоветов, из них 61 (54 %) «за связь с кулачеством»; членов сельсоветов по 6 районам — 308 чел., из них «за связь с кулачеством» 218 (70,8 %)*.

Своеобразно пытался решить вопрос о хлебозаготовках председатель Вертилимского сельсовета Старошайговского района некто Новиков. Он и местный учитель Тутаров выступили на собрании граждан села инициаторами ходатайства перед вышестоящими органами о переходе сельсовета в один из районов вновь организуемой Нижегородской области. Главной причиной послужило следующее: в этом регионе не велось хлебозаготовок, «а в Мордовском округе с каждым годом хлебозаготовки все увеличиваются»2.

Несогласие со взятой руководством ВКП(б) линией в сельском хозяйстве и методами проведения хлебозаготовок («правый уклон») высказывалось во многих районных парторганизациях Мордовского округа. «Правый уклон» проявился в: «а) нежелании видеть классы в деревне и отрицание классовой борьбы в реконструктивный период (Талызино, Ельники, Кочкурово); б) поддержке теории "мирного врастания" кулака в социализм (Краснослободск, Теньгушево);

в) непонимании объективных причин продовольственных затруднений, путей их преодоления, недооценка совхозов и колхозов (Атяше-во, Рузаевка, Теньгушево, Козловка, Дубенки, Талызино, Кочкурово);

г) неверии в посильность темпов индустриализации (Рузаевка, Темников, Атяшево); д) поддержке теории деградации сельского хозяйства, обвинений партии в военно-феодальной эксплуатации деревни и неверие в подъем бедняцких хозяйств (Талызино, Рыбкино)»3.

Таким образом, в ряде парторганизаций Мордовии имелись силы, противившиеся нарастанию насилия в деревне. Однако, как показали дальнейшие события, чтобы кардинально изменить ситуацию, сложившуюся в центральных органах партии и государства к ноябрю 1929 г., их оказалось недостаточно и в масштабе всей страны, тем более что оппозиция (Н. И. Бухарин и др.) сталинскому варианту модернизации сельского хозяйства фактически перестала существовать как реальная сила.

Благодаря жестким мерам хлебозаготовительный план 1929 г. (как в целом по СССР и РСФСР, так и в частности по Средневолж-скому краю), был перевыполнен. Например, в Мордовском округе было заготовлено вместо запланированных 54 тыс. почти 60,5 тыс. т4.

1 ЦГА РМ. Ф. 326-П. On. 1. Д. 555. Л. 120.

2 Там же. Д. 614. Л. 225.

3 Там же. Д. 562. Л. 26.

4 Там же. Ф. Р-238. Оп. 11. Д. 84. Л. 10.

Хлебозаготовительная кампания явилась прологом грядущего «великого перелома». «Успешное» ее выполнение послужило одной из причин форсирования перехода к «наступлению» на единоличников с конца 1929 г. В ходе хлебозаготовок 1928-1929 гг. были апробированы методы проведения в недалеком будущем еще более широкомасштабной репрессивной политики в деревне в ходе сплошной коллективизации.

Статья И. В. Сталина «Год великого перелома» (газета «Правда» от 7 ноября 1929 г.), а также решения ноябрьского (10-17 ноября 1929 г.) пленума ЦК ВКП(б)1 означали, что руководство партии встало на путь осуществления сплошной коллективизации, проигнорировав как реально складывающуюся обстановку в деревне, так и предупреждения оппозиции.

Исходя из решений пленума ЦК, ноябрьский пленум Средневолж-ского крайкома и краевой контрольной комиссии ВКП(б) принял резолюцию о проведении сплошной коллективизации Средневолж-ского края «в течение ближайших полутора лет». Пленум посчитал «совершенно реальной, практически выполняемой задачей доведение охвата колхозами в среднем по краю не менее 50 % всех крестьянских хозяйств в предстоящую весеннюю посевную сельхозкампанию (примерно к 1 июля)»2. В начале декабря 1929 г. в записке крайкома в ЦК ВКП(б) «О строительстве колхозов в крае» говорится уже о планах охвата сплошной коллективизацией крестьянских хозяйств за ближайший год или полтора, «причем до начала весеннего сева должно быть охвачено коллективами не менее 50 % всех хозяйств края». При этом предполагалось «безусловное обобществление всего земельного посева» и «стопроцентное обобществление рабочего и продуктивного скота и машин»3. В Мордовской автономной области ориентировочно планировалось вовлечь в колхозы 30 % хозяйств4.

5 декабря 1929 г. на заседании бюро Мордовского обкома ВКП(б) было принято постановление, опубликованное затем в областной газете «Завод и пашня» 10 декабря 1929 г., в котором в 1929/30 г. предполагалось коллективизировать в среднем по области 50 % бедняцко-середняцких хозяйств и обобществить 51 % земельной площади. Намечалось, что в колхозах будут состоять 66 % мордовских хозяйств, 43 русских и 55 % татарских хозяйств. «Районами сплош

1 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 4. С 345.

2 Коллективизация сельского хозяйства в Среднем Поволжье (1927-1937 гг.). Куйбышев, 1970. С. 119.

3 Там же. С. 133-134.

4 Агеев М. В. Победа колхозного строя в Мордовской АССР. Саранск, 1960. С. 164.

75

ной коллективизации, как уже имеющих повышенные темпы (от 15 до 40 %), намечались: Кочкуровский, Ромодановский, Чамзинский, Козловский, Дубенский, Ковылкинский, Рыбкинский и Инсарский. В остальных районах коллективизацию произвести: в Ачадовском — на 36 %, Атяшевском — на 30, Ардатовском — на 50, Беднодемьянов-ском — на 40, Ельниковском — на 23,3, Зубово-Полянском — на 30, Краснослободском — на 36, Наровчатском — на 38, Рузаевском — на 50, Саранском — на 32, Старошайговском — на 35, Талызинском — на 45, Теньгушевском и Торбеевском — на 40 %»'. Ставились задачи решительнее проводить укрупнение колхозов, средний размер их довести к концу 1930 г. до 125 хозяйств, из намеченных к организации в 1929/30 г. 333 колхозов создать 103 специализированных колхоза-гиганта, с площадью пашни 3-4 тыс. га в каждом, добиться обобществления рабочего скота не менее чем на 60 %, продуктивного скота в старых колхозах — на 50 и в новых — на 25, сельхозинвентаря — на 100 и посева — на 75 %2.

Однако спустя немного времени эти директивы на местах (в районах и даже отдельных селениях) стали поправлять. Так, на общегородском партийном собрании Саранска было принято решение о достижении 50 % коллективизации уже в весеннюю посевную кампанию 1930 г.3 В резолюции совещания секретарей партийных ячеек, руководителей групп бедноты и партийного актива Старошайговско-го района от 12 декабря 1929 г. «требовалось напрячь силы для успешного выполнения намеченного плана бюро райкома — 40 % коллективизации района в весенне-посевную кампанию»4. В с. Сивинь (тот же район) на собрании коммунистов, комсомольцев и активистов 18 декабря 1929 г. постановили: «стопроцентную коллективизацию с. Сивинь считать своевременной. Провести широко массовую разъяснительную работу среди населения за поголовную коллективизацию с таким расчетом, чтобы в течение весенней посевной кампании 1930 г. коллективизировать все передовое население»5.

1 января 1930 г. в форсирование коллективизации внес свою лепту и Мордовский облисполком, на заседании которого было решено весной коллективизировать по области в среднем не менее 40 % всех крестьянских хозяйств. «Одновременно с этим решительно поставить вопрос об укрупнении и переводе всех колхозов, организованных до

1 Победа колхозного строя в Мордовской АССР: сб. док. и матер. Саранск 1970 С. 159-160.

2 Там же.

3 РФ НИИГН при Правительстве РМ. И-1434. Л. 132.

4 Победа колхозного строя в Мордовской АССР. С. 166.

5 Там же. С. 169.

76

1 ноября 1929 г., в сложные виды (артели и коммуны). Из вновь организованных колхозов в период весенней посевной кампании должно быть не менее 25-30 % высших форм колхозов»1.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г. «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» отнесло Среднюю Волгу к зерновым районам, в которых коллективизация должна быть в основном закончена осенью 1930 г. или весной 1931 г.2 Мордовская автономная область, являвшаяся единственным национальным образованием в составе Средневолж-ского края, фактически (хотя об этом и не говорилось открыто) также была в основном отнесена к первой группе районов, в которых предусматривалось завершение коллективизации в течение одного года. Хотя по первоначальным установкам краевых партийно-советских органов и предполагалось охватить колхозами лишь треть крестьянских хозяйств области, но взятые на пленуме Мордовского обкома ВКП(б) повышенные обязательства были затем подтверждены и пленумом облисполкома в январе 1930 г., который к тому же причислил к районам сплошной коллективизации еще и Торбеевский район3. В результате этого количество районов со стопроцентной коллективизацией в Мордовской АО выросло с 8 до 9. Вышестоящие органы не только не стали пересматривать эти решения, но, напротив, через все их постановления красной нитью проходила мысль о том, что принятые обязательства отнюдь не являются максимальными и следует всячески поощрять местную инициативу.

На страницах областной печати с конца 1929 г. был дан старт пропаганде сплошной коллективизации, велась интенсивная агитация за обобществление всего посева, не только рабочего, но и продуктивного скота (то есть коров, свиней и овец). Широко рекламировалась работа руководства ряда районов по созданию колхозов-гигантов. Например, в газете «Завод и пашня» пропагандировалось создание колхоза-гиганта с несколькими тысячами хозяйств и с площадью пашни в 27 тыс. га в Торбеевском районе, четырех колхозов-гигантов с площадью 2-3 тыс. га в Чамзинском районе4.

В районах Мордовии, исходя из указаний краевого и областного руководства, партийные и советские органы начали безудержную гонку за темпами коллективизации, ориентируя своих уполномоченных на завершение сплошной коллективизации в районах к лету

1 ЦГА РМ. Ф. Р-238. Оп. 3. Д. 3. Л. 2.

2 КПСС в резолюциях и решениях съездов... Т. 5. С. 74; Трагедия советской деревни. Т. 2. С. 85-86.

3 РФ ГУ НИИГН при Правительстве РМ. И-672. Л. 128.

4 Тамже.И-1434.Л. 132.

77

1930 г., а в отдельных из них даже к весне 1930 г. (например, Кочку-ровский райисполком, Торбеевский райком партии и др.1).

До начала января 1930 г. не обнаружено данных о массовом применении административных мер воздействия на крестьян при вовлечении их в колхозы. Многие факты свидетельствуют о том, что переход к коллективному труду не вызывал сначала такого явного неприятия, как впоследствии. Дело обычно заканчивалось постановлением общего собрания села об организации «сплошного колхоза», выборов правления и принятия устава. Так проходило создание колхозов в течение декабря — начале января в таких селах Зубово-Полянского района, как Анаево, Подлясово, Промзино2. В с. Троицк Ковылкин-ского района также на общем собрании граждан села 10 ноября было принято решение всем войти в колхоз, за исключением «кулаков» и лишенных избирательных прав. В колхоз записалось 1276 из 1500 хозяйств3. Вопросы обобществления сельхозинвентаря, скота, как правило, не поднимались.

По мере законодательного оформления курса на сплошную коллективизацию, а затем и на «ликвидацию кулачества как класса», задачи максимального обобществления средств производства стали находить на местах свое конкретное решение, которое все чаще сопровождалось повальными обысками, насильственным изъятием в коллективные фонды колхозов семян, скота и сельскохозяйственного инвентаря. Такая политика сразу вызвала негативное отношение со стороны крестьян. Например, во второй половине января при проведении оценки инвентаря и его обобществлении в с. Троицк произошел массовый выход крестьян из колхоза, в котором осталось лишь 246 хозяйств4. То же самое отмечалось в конце февраля и в указанных выше селах Зубово-Полянского района.

Угроза потери всего имущества, ареста и выселения из родного села стали определяющими аргументами в пользу вступления в колхозы для большинства крестьян. Например, при проведении коллективизации в Ромодановском районе уполномоченными райисполкома и сельсоветов применялись массовые аресты за выступления против колхоза, за то, что «антисоветский элемент». Сколько всего было произведено до весны 1930 г. таких арестов, неизвестно. Есть сведения, что только за январь-февраль было арестовано 200 чел.,

1 Ивашкин С. С. Рабочий класс в борьбе за победу колхозного строя в Мордовии Саранск, 1957. С. 73; Коллективизация сельского хозяйства в Среднем Поволжье. С. 141. РФ ГУ НИИГН при Правительстве РМ. И-1269. Л. 43.

3 ЦГА РМ. Ф. 269-П. On. 1. Д. 38. Л. 145 об.

4 Там же.

78

из которых 60 относились к середнякам и беднякам. Председатель сельсовета с. Алтары Ромодановского района добился 100 % коллективизации следующими способами: на собраниях и в беседах с отдельными гражданами он говорил: «Либо колхоз, либо Могилевская губерния» (то есть могила. — Т. Н.), «Вот будем зарывать по 20 чел. рядом со скотской могилой!». «В с. Алтары был установлен такой порядок, что если у крестьянина издохла лошадь и ему надо получить справку в сельсовете, то он может получить ее лишь при условии, если вступит в колхоз, или если надо получить справку для получения медицинской помощи, то опять-таки не колхозник не получит»1. Такие действия местных властей вызвали массовые волнения в данном районе в начале марта 1930 г.

Секретарь Торбеевского РК ВКП(б) за две недели арестовал до 400 середняков2. Согласно докладу уполномоченного обкома, в Козловском районе при арестном доме с 1 января по 25 апреля содержалось 270 чел., из них бедняков — 40, середняков — 115, служащих — 1, рабочих — 3, «кулаков» — 111 чел.3 В с. Семилей Кочкуровского района, когда проходило голосование за сплошную коллективизацию на общем собрании, в правом углу сидел милиционер, в левом — агент уголовного розыска, а за столом — агент ОГПУ, и докладчик, стуча по столу кулаком, говорил: «Неидущим в колхоз место найдем!»4

Прилив в колхозы наблюдался и после проведенных операций работниками облотдела ОГПУ по аресту противников колхозов. Например, в с. Лада Ромодановского района, по донесению облотдела № 1309, было арестовано 34 чел., на следующий день после операции в колхоз вступило 80 бедняцких хозяйств, тогда как до операции в нем было записано лишь 27 хозяйств5.

В документах (в частности в докладе уполномоченного крайкома «О результатах проверки подготовленности к весенней посевной кампании по Кочкуровскому району») прямо говорится, что успехи коллективизации достигались при значительном администрировании. «В тех же селах, где удавалось выносить на общих собраниях постановления о переходе на сплошную коллективизацию, местные органы считали, что уже в силу этого постановления никто из граждан не имеет права отказываться от вступления в колхоз»6.

1 ЦГА РМ. Ф. Р-238. On. 1. Д. 46. Л. 7,12.

2 Там же. Ф. 269-П. On. 1. Д. 44. Л. 4 об.

3 Там же. Ф. 443-П. On. 1. Д. 64. Л. 26.

4 Там же. Ф. 269-П. On. 1. Д. 44. Л. 4 об.

5 Там же. Ф. Р-238. On. 11. Д. 46. Л. 81.

6 Там же. Ф. 269-П. On. 1. Д. 53. Л. 78.

79

Г. В. Тултаев, приехавший в свое родное село Старое Синдрово Краснослободского района в качестве уполномоченного по проведению коллективизации, вспоминал впоследствии, что на общие собрания села собирались почти все жители. Женщины засыпали докладчика массой вопросов, мужчины молчали. Были, по словам Тултаева, среди присутствующих и желающие вступить в колхоз, но побаивались своих сельчан. На селе была круговая порука: «Не вступать, и все». На собрании обычно ставился вопрос: «Кто желает вступить в колхоз? Поднимите руки». Никто не поднимал. Потом задавался второй вопрос: «Кто против колхоза? Поднимите руки». Тоже никто. Тогда уполномоченный объявлял: «Собрание закрывается, все считаются колхозниками. Можете расходиться»1.

Часто решения о переходе к сплошной коллективизации, как и о проведении «раскулачивания», принимались под давлением партийной ячейки села ограниченным количеством лиц на собраниях бедноты. Бедняцко-батрацкая часть деревни в основном поддерживала советскую аграрную политику, так как конфискованное имущество должно было передаваться в неделимые фонды в качестве вступительных взносов бедняков и батраков или распределяться между ними. Не имея своего сельхозинвентаря, рабочего и продуктивного скота, бедняки при организации колхозов надеялись получить их от репрессированных семей или от государства. Однако иногда эти надежды оказывались тщетными. Например, в с. Гумны Ковылкинского района 20 бедняцких семей, у которых имелась всего одна лошадь, решили создать колхоз в момент проведения политики «раскулачивания» на селе. Однако «раскулаченной» оказалась только одна семья, и поэтому колхоз получил средства производства явно недостаточные для ведения сельского хозяйства. Данный факт приводится в спецдонесениях как пример организации нежизнеспособных колхозов2.

На местах отмечались случаи и выжидательных настроений среди части бедноты и середняков. В с. Вечерлей Атяшевского района в колхоз записалось 80 домохозяев, из них 64 середняка и 16 бедняков. На вопрос: «Почему много середняков и мало бедняков?» был получен следующий ответ: «Середняки боятся, что их раскулачат и поэтому идут в колхоз, а беднота ничего не теряет, ее не раскулачат. Поэтому и не идет в колхоз»3. В с. Манадыши этого же района уполномоченный по коллективизации Васин при организации колхоза середняков, отказывающихся войти в него, обзывал «гадами», отказывал в выдаче

1 Тултаев Г. В. В трудные времена // Незабываемые годы. Саранск, 1967. С. 324-327

2 ЦГАРМ.Ф.269-П.Оп. 1.Д.38.Л. 149.

3 Там же. Л. 127 об.

80

паспортов отъезжающим на заработки, причислял их к «врагам советской власти», во время засыпки семенных фондов давал беднякам и середнякам увеличенные контрольные задания1.

«Перегибы» на словах в организации колхозов и «раскулачивании» областные руководители вслед за центром, конечно, осуждали. В постановлении Мордовского обкома от 19 января 1930 г. указывалось на недопустимость административных методов (аресты бедняков и середняков, не идущих в колхозы, угрозы на крестьянских собраниях, созванных по вопросам коллективизации, объявление сплошной коллективизации на общих собраниях без предварительной проработки этого вопроса среди бедноты и середняков) в отдельных районах (например, Кочкуровский и Козловский). Однако порицанию подвергались лишь отдельные, действительно из ряда вон выходящие факты (например, секретарь Кочкуровского райкома комсомола Беспалов не только проводил аресты среди сельчан, но и назвал колхоз своим именем). Районным же работникам предлагалось, «не ослабевая взятый темп колхозного строительства, исправить имеющиеся недостатки и не допускать в дальнейшем каких-либо административных мер воздействия»2.

Максимальное форсирование коллективизации в Мордовии с февраля 1930 г. не было следствием «ошибок» и «перегибов» только местного областного и районного руководства. К этому, например, призывало постановление ЦК ВКП(б) «Об основных хозяйственных проблемах Средневолжского края» от 15 февраля 1930 г., в котором указывалось на «медлительность в темпах социалистического переустройства сельского хозяйства» в Мордовской АО по сравнению с левобережными округами края3.

Постепенное нарастание недовольства среди основной массы крестьян на протяжении февраля 1930 г. проводимой на селе политикой по мере усиления силовых методов не заставило задуматься руководство области о дальнейших последствиях. Напротив, между Пензенским округом и Мордовской автономной областью 24 февраля заключается договор «О социалистическом соревновании по реконструкции сельского хозяйства на 1929/30 г.». По договору коллективизация в Мордовии должна была охватить к осени 1930 г. 70 % всех крестьянских хозяйств. К 1 октября 1930 г. количество колхозов должно было достичь 722, в которых состояло бы 171 619 хозяйств. Предполагалось провести обобществление средств производства на

1 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД: док. и материалы: В 4 т. Т. 3. 1930-1934 гг. Кн. 1.1930-1931 гг. М., 2003. С. 273.

2 Коллективизация сельского хозяйства в Среднем Поволжье. С. 147-151.

3 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 5. С. 92.

81

100 %, рабочего и продуктивного скота в коммунах и сельхозартелях - на 100 %, а в ТОЗах - на 30 %К

К концу февраля 1930 г. в колхозах области состояло, согласно «Информационной сводке Мордовского облисполкома», из 256 542 хозяйств 122 527 (или 47,7 %). Было создано 734 колхоза, в том числе 157 крупных (в них — 58 658 хозяйств)2. В среднем по области оказалось обобществлено более 66 % пашни, 66,3 % рабочего скота, 24,1 % крупного рогатого скота и 23,7 % овец. Ситуация в районах сплошной коллективизации характеризовалась следующим образом: в колхозах Козловского, Ковылкинского, Рыбкинского, Торбеевско-го и Чамзинского районов был обобществлен весь рабочий скот, а в последних двух районах — еще и крупный рогатый скот и овцы3.

Данные о коллективизации в среднем по Мордовии в начале марта противоречивы. По одним источникам, в колхозах состояло 48,8 % хозяйств4, по другим — на 10 марта в 790 колхозах области было уже записано 127 645 хозяйств (или 49,7 %), в том числе насчитывалось 197 крупных колхозов со 63 037 хозяйствами (в среднем 325 хозяйств на 1 колхоз, а в оставшихся 593 — в среднем 109 хозяйств на 1 колхоз). Впереди шли районы с преобладанием мордовского населения: Ача-довский (71,7 %), Дубенский (79,8 %), Козловский (65,6 %), Кочку-ровский (65,9 %), Рыбкинский (71,1 %) и др.5 При этом Мордовская автономная область среди пяти правобережных административных единиц края занимала третье место, опережая Пензенский и Кузнецкий округа (см. прил. 12).

Если же рассмотреть динамику коллективизации в соседних автономиях, то в Чувашской АССР по сравнению с Мордовской АО темпы оказались еще более завышенными: на январь 1930 г. в колхозах состояло 13,2 % хозяйств, а к марту уже 67,8; в Марийской АО — соответственно 4,6 и всего 38 %6.

Реальные меры по исправлению «ошибок» и «перегибов» были приняты партийно-советским руководством страны с запозданием. 2 марта 1930 г. в газете «Правда» были опубликованы статья И. В. Сталина «Головокружение от успехов» и утвержденный ЦИК

1 РФ ГУ НИИГН при Правительстве РМ. И-673. Л. 196.

2 Там же. И-672. Л. 130.

3 Там же. Л. 130-131.

4 Там же. И-673. Л. 193-194.

5 ЦГА РМ. Ф. 269-П. On. 1. Д. 33. Л. 26.

6 Касимов Е. В. Крестьянство Чувашии и политика государства по коллективизации сельского хозяйства: (1917-1937 гг.): дис. канд. ист. наук. Чебоксары, 2004. С. 233-234; Ялтаев И. Ф. Коллективизация сельского хозяйства в Марийской автономной области в 1929-1936 гг.: дис. канд. ист. наук. Казань, 1999. С. 250.

82

и СНК СССР Примерный устав сельхозартели. Содержание статьи должно было создать видимость сплошных побед и мудрости политики высшего руководства страны, на фоне которых у местных работников возникло стремление сразу решить поставленные задачи посредством административного нажима. «В этом духе и "разъяснялась" политика партии в колхозном строительстве, при этом подчеркивался принцип добровольности коллективизации, осуждались меры административного нажима на крестьян»1. Вся ответственность за «искривления» и «перегибы» перекладывалась на местных работников. Однако достигнутый к 20 февраля 50 % уровень коллективизации объявлялся в статье успехом, «огромнейшим достижением», и от местных работников требовалось «закрепить достигнутые успехи и планомерно использовать их для дальнейшего продвижения вперед»2. Оставалось загадкой, «что же нужно делать: исправлять создавшееся положение или закреплять его»3. Статья И. В. Сталина перевернула с ног на голову представления многих советско-партийных работников о политике партии в деревне, и некоторые из них даже пытались скрыть ее от местных жителей. Это приводило порой к «курьезным» фактам: «мордовки разрезали статью на мелкие части и зашивали в интимные части одежды»4.

В Мордовии статья И. В. Сталина от 2 марта была напечатана в областной газете «Завод и пашня» 8 марта на третьей странице без каких-либо комментариев. До 16 марта газета не ставила вопроса о борьбе с перегибами, не давала материалов об откликах на эту статью. Более того, еще 3 марта газета опубликовала договор о социалистическом соревновании между Мордовской автономной областью и Пензенским округом. И только с 18 марта в областной прессе, когда начался систематический показ положения дела с коллективизацией, в районах Мордовии стали раскрываться факты перегибов5.

Вместе с появлением сталинской статьи в печати в Мордовии начались массовые выходы из колхозов. Например, по сведениям из Ковылкинского района, в с. Русская Лашма в колхозе состояло 106 хозяйств, из них 89 хозяйств выбыло, в с. Казенный Майдан из

1 Данилов В. П. О деревне накануне и в ходе сплошной коллективизации // Документы свидетельствуют: Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927-1932 гг. М., 1989. С. 35.

2 Сталин И. В. Головокружение от успехов // Ленин. Сталин. Избранные произведения в одном томе. М., 1936. С. 547.

3 Данилов В. П. Указ. раб. С. 36.

4 ЦГА РМ. Ф. 269-П. On. 1. Д. 44. Л. 10 об.

5 РФ ГУНИИГН при Правительстве РМ. И-1434. Л. 142.

83

300 — 180, в с. Большая Лашма из 100 — 80, в с. Покровское из 520 — 400 хозяйств1.

На местах, исходя из установок на закрепление достигнутого, стремились не допустить массового распада колхозов. Средневолж-ский крайком ВКП(б) в постановлении от 11 марта 1930 г. по докладу М. Хатаевича и А. Горкина «О поездке в Мордовскую область и Пензенский округ по устранению перегибов в колхозном движении», а затем и в постановлении от 21 марта «По вопросу о массовых выходах и упрочению колхозного движения в крае» выдвинул категорическое требование, с одной стороны, «не чинить никаких административных препятствий при выходе из колхозов», а с другой — выходящим из колхозов не допускалось возвращение семян и фуража из семенных и кормовых обобществленных фондов колхозов. Местным работникам предлагалось «упорной агитацией, разъяснениями» добиваться взятия заявлений о выходе обратно, «предупреждая середняка и бедняка, что вне колхоза он будет платить больше налога, получит худшую землю, лишится многих льгот государства»2. Ставилась задача добиться прекращения текучести из колхозов и закрепиться на 50 % коллективизации3. И это несмотря на то, что 14 марта 1930 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О борьбе с искривлениями партли-нии в колхозном движении»4.

Вплоть до 20-22 марта все секретари окружкомов докладывали в Средневолжский крайком ВКП(б), что выходы из колхозов уже идут или в ближайшее время пойдут на снижение. На самом же деле произошло их усиление. В одних районах местное руководство стушевалось и растерялось, а в других — административный нажим в отношении середняков и бедняков даже усилился. С одной стороны, в ряде мест продолжались попытки коллективизировать крестьянские хозяйства с помощью нажима, а с другой — к выходящим из колхозов применялись запугивание, незаконное отчуждение всего или значительной части имущества с целью лишь бы задержать их в колхозах3. Например, бюро Козловского райкома 17 марта обязало председателя Новострельского сельсовета в десятидневный срок коллективизировать бедняцко-середняцкие массы на 80 % и 28 марта доложить о результатах в райком. Председатель Саранского райкол-хозсоюза дал такое предупреждение колхозам района: «На основа

1 ЦГА РМ. Ф. 269-П. On. 1. Д. 147. Л. 35.

2 Коллективизация сельского хозяйства в Среднем Поволжье. С. 172.

3 Там же. С. 175.

4 Документы свидетельствуют: Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации. 1927-1932 гг. М., 1989. С. 372-376.

5 ЦГА РМ. Ф. 269-П. On. 1. Д. 15. Л. 68-69.

84

нии постановления Первого районного совещания колхозников от

9 марта 1930 г. всякий выход и прием вновь в колхозы прекратить до окончания осеннего сева»1. В Ардатовском районе работники, проводившие коллективизацию, при выходах колхозников применяли меры запугивания, рвали на глазах заявления, вызывали главу семьи, угрожая составлением протоколов, прекращением отпуска товаров из кооператива2.

Ориентация местного руководства на закрепление достигнутого рубежа привела к обострению обстановки в деревне Средневолжско-го края и особенно в деревне Мордовии. «В январе 1930 г. произошло по краю 30 массовых крестьянских выступлений, — говорилось в закрытом письме крайкома от 2 апреля 1930 г., — в феврале — 60 и в марте — 180», из которых большая часть приходилась на Мордовскую АО и Пензенский округ3.

26 марта 1930 г. в газете «Завод и пашня» было опубликовано совместное решение бюро Мордовского обкома и президиума Областной КК ВКП(б), в котором была дана оценка «ошибок», допущенных областной парторганизацией в деле коллективизации в Мордовской АО. Они сводились в основном к следующему: «1) ориентация на высокие темпы коллективизации, превышающие установку краевых органов для области, без учета ее особенностей как района полупотребительского, культурно и хозяйственно чрезвычайно отсталого»; 2) обком не только не осудил руководство тех районов, которые наметили еще более высокие темпы коллективизации, чем были даны обкомом, но своими решениями «ориентировал на превышение первоначально намеченных темпов и на проведение сплошной коллективизации в течение этого года»4.

Попытки силой удержать крестьян в колхозах завершились провалом. «За период с 10 по 20 марта 1930 г. в Мордовии вышло из колхозов 18 тыс. хозяйств, к 1 апреля — 80 тыс. хозяйств, к маю — еще

10 тыс. хозяйств»5. На 1 апреля в колхозах Мордовии оставалось 19,7 % крестьянских хозяйств области, на 10 апреля — 9,9, а на 1 мая — 8,2 (например, в Пензенском округе — 12,0), тогда как в Средневолж-ском крае — около 20,5, а в целом по СССР — 23,6 %6.

1 РФ ГУ НИИГН при Правительстве РМ. И-1434. Л. 155.

2 Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. Т. 3. Кн. 1. С. 288-289.

3 ЦГА РМ. Ф. 269-П. On. 1. Д. 15. Л. 68.

4 РФ ГУ НИИГН при Правительстве РМ. И-1434. Л. 155.

5 Агеев М. В. Указ. раб. С. 161.

6 Филатов Л. Г. О некоторых особенностях коллективизации сельского хозяйства в Мордовии // История СССР. 1968. № 6. С. 121; ГАСО. Ф. Р-779. Оп. 2. Д. 803. Л. 355.

85